Аза не дала отцу договорить, испуганно прижалась к нему. Близкий взрыв встряхнул домик. Вбежал сосед по квартире Иван Бабкин. Прищурившись, он смотрел сначала на Островерхова, потом на Азу. Что-то беззвучно прошептал. Снова грохнул близкий взрыв. С потолка посыпалась штукатурка, в окне звякнуло разбитое стекло. Бабкин прихлопнул за собой дверь. Оглядевшись, заговорил, обращаясь к Островерхову:

– Вот дела-то какие, понял? А? Это тебе не эти, как их, ну вот которые "на земле, в небесах и на море"! А? Эти дают. Эти научат. Эти покажут.

Азе стало обидно от слов Бабкина.

– Да как вы можете? Не смейте так говорить!
– сквозь слезы проговорила она.

Бабкин внимательно посмотрел на Азу, удивленно пожал плечами, нравоучительно сказал:

– Нервы шалят у комсомолочки, а? Нервы, да? А нам - ничего, а? Степан Григорьевич, нам, говорю, хоть бы что! Верно, а? Чи немцы, чи фашисты, абы було шо исты, а? Хе-хе-хе!

Он был доволен своими репликами. Потирая руки, продолжал смотреть на Азу. Она уже не плакала. Посмотрела в глаза Бабкину, перевела взгляд на его руки. "Пухлые и все в веснушках", - вспомнила Аза. Потом, повернувшись к отцу, сказала:

– Папа, попроси его уйти отсюда.

Степан Григорьевич шевельнулся на кровати, хотел что-то сказать и тяжело закашлялся. Бабкин встал и, зло глянув на Азу, медленно, с расстановкой произнес:

– Выгонять? Меня? Извини-подвинься, дорогая. Вижу, в школе мало учили вас вежливости. Встреваете в разговор и набираетесь нахальства старшим показывать на дверь. Нехорошо. Правильно твой батя больным-то прикинулся: фронт переждем, а там видно будет. Поняла, а? Вот и помалкивай...

– Папа...
– прошептала Аза.

Степан Григорьевич лежал, закрыв глаза, и только дрожащие веки выдавали его волнение. Сквозь кашель, Степан Григорьевич сказал:

– Иди, иди, Иван... Иди к себе. Когда Бабкин ушел, Аза спросила:

– Папа, как же так? Как же можно!

– Тихо, дочка. При пожаре крысы бегут с корабля" Да не по ним о корабле судят.

Помолчали, прислушиваясь к грохоту боя в городе.

– Слушай, дочка. Бориса нет, придется тебе сбегать к Семикиным. Позови Дашу, скажи, дело срочное.

Он притянул к себе Азу, заботливо спросил:

– Может, уйти вам с Борисом?

– Нет, папа. Мы остаемся с тобой... Можно, я позову Майю и Нилу?

– Пожалуй, зови, - подумав, разрешил Степан Григорьевич.
– Зови... Увидишь Бориса, скажи: пусть домой бежит. Ну, иди. Да осторожнее.

***

Свет не зажигали. Сидели у постели больного, тесно прижавшись друг к другу. Степан Григорьевич, полулежа на подушке, тихо говорил:

– Нельзя падать духом... Как ни стараются утвердиться на нашей земле, но они временные здесь...

– Зверствуют они, Степан Григорьевич, лютуют. Страшно порой бывает.

– Нам ли с тобой, Дарья Петровна, пугаться. Теперь у нас опыт есть... Вспомни гражданскую. Молодые были... И страха не знали. Деникинцев как били в девятнадцатом, вспомни.

Дарью Петровну Семикину Островерхов знал давно и сразу же включил в подпольную группу. С ее мужем Иваном Александровичем в гражданскую вместе боролись в новороссийском подполье. Вместе организовали взрыв корабля интервентов в порту... Эх, нет сейчас рядом Ивана... Где-то он воюет? С первых дней войны на фронте...

Вместе с матерью в подпольную группу он включил ее дочерей Неонилу и Майю. Неониле восемнадцать лет, закончила десятый класс, в 62-й школе училась. Комсомолка. Сестра Майя моложе на два года. Училась в 18-й школе, вот только девятый окончила.

Смотрит на них Степан Григорьевич и прикидывает: которая из сестер старшая? Сразу и не определишь - как близнецы. Молодые еще, а крепкие, семикинской закалки. Надо подходящее задание им дать.

Словно угадав эти мысли, Дарья Петровна сказала:

– Не смотри, Степан Григорьевич, что у дочек рост не велик. Дюжие они у меня.

Раздался грохот где-то совсем недалеко.

– Опять эта батарея стреляет. Из-за вокзала, - ни к кому не обращаясь, сказал Борис.

– А ты откуда знаешь?
– быстро отозвался отец.
– Видел, что ли?

Борис молчал.

– Ну-ну, выкладывай, - мягче попросил Степан Григорьевич.
– Сам туда ходил?

– Не. Мы с Витькой там проходили. А она как даст!... Ну, мы и заметили.

– Так, - отозвался Степан Григорьевич.
– А еще что вы случайно заметили? Минометов, танков не видели?