–

Кто твой отец? — спросил меня граф своим гнусливым голосом, так часто заставлявшим

дрожать даже людей далеко не трусливых.

Надо заметить, что Аракчеев произносил сильно в нос, причем еще имел привычку не

договаривать окончания слов, точно проглатывал его. Трепеща всем телом, я ответил на вопрос.

–

Я принимаю тебя, — сказал Аракчеев, — но смотри, служить хорошо. Шелопаев я терпеть

не могу!

Я был зачислен подпрапорщиком в 4-ю фузелернуюiv[iv] роту гренадерского графа Аракчеева

полка и поступил в полное распоряжение капрального унтер-офицера Дмитрия Ефимовича

Фролова, бывшего первым моим наставником в военной премудрости.

Фролов, переведенный в 1807 году, в числе 800 человек, из Архаровского полка в Аракчеевский,

представлял собою совершеннейший тип капрала старого времени. Геркулес сложением,

двенадцати вершков роста, стройный и красивый, он был страшный службист, строгий к самому

себе и не дававший пощады своим подчиненным. К такому-то человеку попал я в опеку, и он

своими бесконечными дисциплинарными наставлениями нередко доводил меня до слез. Поставит,

бывало, под ружье и начнет преподавать истины рекрутской школы, о том, как должен стоять

солдат, пересыпая эти пунктики и до сих пор непонятными для меня фразами: «Никакого

художества в вас я не замечаю; но только вы всеми средствиями подавайтесь вперед и отнюдь на

оные не упирайтесь да на левый бок не наваливайтесь! Стыдно, стыдно плакать! Плачут одни

бабы, а нам, молодцам-гренадерам, не приходится!»

II

В том же 1822 году, в июле месяце (числа не упомню), объявлено было, что Император Александр

Павлович посетит Новгородские военные поселенияv[v]. Для встречи Государя приказано было

приготовиться той половине полка, по району которой он должен был проехать.

На случай проезда Государя установлен был особый церемониал, который и соблюдался всегда во

всех поселенных полках: поселяне-хозяева, с своими женами и детьми, становились каждый перед

домом своего нумера; постояльцы каждого хозяина помещались по левую сторону его семейства;

все, как хозяева, так и постояльцы, были в мундирах, фуражках и в штиблетах; женщины и дети

также наряжались в свои лучшие праздничные костюмы. Ротные командиры находились на правых

флангах связей, то есть у домов № 1-го, где и представляли рапорты о состоянии своих рот;

полковой же командир встречал Государя на границе своего полка.

При въезде в роту Государь останавливался, принимал рапорт и потом медленно ехал, отвечая

приветливым поклоном на громогласное «здравия желаем» гренадер.

В этот день я в первый раз увидел Благословенного. Он ехал в коляске вместе с Аракчеевым,

сидевшим по правую его руку. Иногда Государь приказывал остановиться, входил в дом,

осматривал житье-бытье поселенцев, пробовал кушанье, приготовленное в этот день хозяевами (а

в этот день хозяева ухо остро держали!)vi[vi].

За прием и угощение Царя хозяйка дома получала в подарок сарафан, очень нарядный, обшитый

серебряною бахромой и усаженный такими же пуговицами. Об этом подарке объявлялось

впоследствии в приказе по полку, причем объяснялось, что такая-то за примерный порядок в

хозяйстве Всемилостивейше жалуется штофным сарафаном в 150 рублей (в то время считали еще

на ассигнации).

На другой день по приезде Государя происходил смотр полку графа Аракчеева и армейским

кадровым баталионам. Эти баталионы — несчастная жертва тогдашнего времени — приходили

иногда в числе пятидесяти или шестидесяти в Новгородские поселения еще в апреле месяце и

были употребляемы в разные работы: вырубку лесов, расчистку полей, проведение дорог, выделку

кирпича и т.п. Обыкновенно они оставляли свои бараки на поселениях и уходили на зимние

квартиры в разных более или менее отдаленных уездах Новгородской и смежных с нею губерний в

сентябре месяце; но иногда те из них, которые не успели выполнить определенных им рабочих

уроков, оставлялись на работах в наказание и на октябрь.

Царский смотр сошел благополучно; Государь остался всем очень доволен и, по обыкновению,