— Совсем распустились, братья-славяне! Подтянись!

Голос у него с легкой простудной хрипотцой, лицо обветрено и от загара потемнело. Из-под сбитой на затылок шапки видны липнущие колечками к потному лбу волосы. Глаза запали, и под ними набухли мешки.

Комбат высок, сухощав, с выправкой кадрового военного. Кожаная трофейная куртка стянута широким комсоставским ремнем, на тонком красном ремешке потертая планшетка с притороченным компасом, на другом боку пистолетная кобура.

Прошел всего час, как батальон вышел из боя. Утром, когда подходили к перевалу, откуда-то из лесу по колонне резанули автоматные очереди, а потом у дороги стали густо рваться мины. Шедший впереди в головной походной заставе взвод залег, втянулся в перестрелку. За ним развернулась первая рота, заняли позиции и минометчики. Горы загремели от взрывов и выстрелов. Тут же вторую роту направили в обход, и она-то и решила дело.

— Подтяни-ись! — хмурит капитан брови.

Батальон совсем не тот, каким был три недели назад, когда вступил в свой первый бой в Венгрии, где прорывали оборону эсэсовской армии: там сразу выбило почти треть личного состава. Потом тоже были бои, однако не с такими потерями. Да и солдаты уже не лезли сломя голову под огонь, выжидали, когда отработает артиллерия и минометы, обходили опасные места, хитрили. Однако и при этом роты таяли, словно весенний снег, тихо и незаметно.

Выбравшись на взгорье, дорога тянется к недалекому хребту с серыми зарослями леса на склонах. Справа внизу, в туманной дали виднеются нагромождения строений Вены. К ней и держит путь батальон, маршрут которого прочерчен на карте красным пунктиром.

Неширокая ухоженная дорога пролегает через редкие селения с аккуратными, крытыми красной черепицей домами. Вокруг домов площадки с желтым ракушечником или замощенные плиткой, на газонах стриженый кустарник.

Капитан пропускает мимо себя роты, стрелковые, минометную, пулеметную и артиллерийскую батарею с двумя пушчонками «сорокапятками». Потом размашисто шагает в голову колонны. За ним семенит солдат-ординарец с автоматом на ремне и чахлым вещмешком за спиной. В мешке гремит котелок.

Сзади слышится рокот автомобиля.

— Товарищ капитан! Кажется, генерал! — говорит ординарец, вглядываясь в несущийся по дороге «Виллис». Кургузый «Виллис» вихрем пролетает мимо и тут же тормозит. Из-под колес выбивается облачко пыли, а на асфальте остается черный след.

Генерал небольшого роста, широкогруд. Воротник кителя врезался белоснежной каемкой в короткую сильную шею.

— Карту, комбат! Гвардейцам вольно!

— Во-ольно-о! — полуобернувшись к строю, командует Белоусов.

— Задача батальону меняется. — Генерал сосредоточенно вглядывается в карту и карандашом ставит на ней точку. — Мы находимся здесь. А теперь от развилки — она впереди в двух километрах, батальону двигаться на северо-запад, в Альпы. Вот так… — Кончик карандаша ползет по карте вдоль причудливо вьющейся в горах ярко-желтой линии дороги, уходя все дальше и дальше от Вены.

— А как же Вена? — вырывается у Белоусова.

— Что Вена? Вам очень она нужна? Венские вальсы вытанцовывать? — Генерал говорит медленно и тихо — верный признак раздражительности. — Зуд у всех на Вену. Твое, комбат, дело солдатское: получил приказ, взял под козырек — и выполняй! Понятно?

— Так точно! — с подчеркнутой почтительностью вытягивается комбат.

— Ну, то-то же… Не пойдем мы на Вену. — Теперь уже в генеральском голосе слышатся нотки досады. — В Альпах будем наступать. Вашему батальону сегодня овладеть вот этим пунктом… — Он чертит карандашом овал вокруг горного селения. — Кровь из носа, но сегодня к вечеру его взять! Понятно?

Последнее командир дивизии произносит, обращаясь к подошедшему заместителю Белоусова — Третьякову. Тот ниже комбата и чуточку плотней, Да и годами постарше. Взгляд у него спокойный, вроде бы равнодушный. А у глаз — густая сетка морщин.

— Само собой, товарищ генерал, — внушительно отвечает он и вытирает ладонью взмокший лоб.

Тесня противника от Вены, наш полк втягивался все глубже и глубже в горы. Куда ни взглянешь, всюду их тяжелое нагромождение. Поросшие лесом горы слева вплотную подступают к дороге, нависают обнажениями холодного гранита. А справа, под ногами, обрыв. Дорога далеко внизу серой лентой вползает в лесную чащу и местами проглядывает сквозь буйную зелень склона. Внизу в долине рассыпаны домишки. За долиной видна гряда, за ней еще и еще. А дальше — во всю ширь горизонта протянулась в удивительных изломах цепь снежных великанов.

Помню у перевала часовенку. Рядом крест с распятием. Аккуратная, ярко раскрашенная часовня кажется игрушечной.

— Неужто в такую глухомань ходят молиться? — удивляется гвардеец Васильков. — Уж лучше бы скамьи поставили или беседку для отдыха.

— Красотища-то какая! — восклицает Третьяков.

— Ничего не скажешь: красиво, — согласился Васильков. — Только у нас, товарищ капитан, красивее.

— Где это у вас?

— А на Смоленщине. Мест таких, как в нашей родной стороне, не сыскать. Кругом раздолье да березовые рощи!..