Лида медленно помешивала палкой в котле. Вдруг в дверь тихо постучали. Чужой? «Ямщик, не гони лошадей...» — запела Лида, мед- ленно поворачивая ключ. Перед ней стоял высокий мужчина. Он улыб- нулся, его зеленоватые глаза блеснули. Но Лиду не оставляло чувство тревоги: она уже видала полицаев, которые вот так же ласково улыбались, а затем рас- стреливали людей. — Не достану ли я у вас два литра самогона? — спросил незнакомец. — Не много ли? Высокий снял шапку и вытер платком пот со лба. — И три осушу... — Заходите,— ласково промолвила Лида и доба- вила: — Товарищ. — А Бориса нет? — Скоро придет, раз дал вам пароль,— сказала Лида и спросила: — Может, есть хотите? Загорный часто направлял сюда кого-нибудь из своих товарищей помыться, перекусить или просто отдохнуть. Но вот снова послышался стук — два тихих и один громкий. Борис! Впустив Бориса, Лида сняла с плиты казан с мы- лом (позднее доварится) и вышла во двор, чтобы по- болтать с соседками. Она никогда не слушала, о чем разговаривает Борис с товарищами. Это был закон конспирации. Вскоре Лида узнала, что высокий блондин с зеле- новатыми глазами был советский майор Леонид Светличный. С Борисом Леонид познакомился в пер- вые дни оккупации. ...В сентябре 1941 года Борис до конца выполнил свой долг коммуниста, эвакуировав возглавляемое им хозяйство по откорму скота; самому ему при- шлось уходить уже пешком. Возле села Харковцы он попал в окружение, был ранен и едва живой добрался до Киева. Куда податься? Жена с детьми эвакуиро- валась, к родителям на Подол идти нельзя: там все соседи знают, что он коммунист. Решил пойти на Труханов остров к Марии Ивановне — матери друга детства Кости, доброй чуткой женщине, Гостеприим- 27

но приняла Мария Ивановна Бориса, ухаживала за ним, делилась последним куском хлеба. Как-то к Борису прибежала соседская девочка Татьянка. Взволнованная, запыхавшаяся, она зашеп- тала: — Дядя, там в хате,— она показала на крайний дом,— Катькина мама прячет советского командира, в грудь его ранило. Ему очень плохо. Нужны лекар- ства. Дядя Боря, надо вылечить командира, помогите! Пошли с Татьянкой к тому командиру. Борис по- мог ухаживать за ним. Выздоровел командир Леонид Светличный. Они стали сердечными друзьями. По совету Бориса Леонид поступил охранником на Днеп- ровскую верфь, так как надо было иметь как можно больше своих людей с настоящими документами, осо- бенно среди охраны. И вот сейчас Борис хочет посо- ветоваться с Леонидом — принять ли предложение друзей Петра Леонтьевича Тимченко об объединении их подпольных групп. Светличный высказался за объединение. — В таком случае надо выполнить первое зада- ние. У товарищей Тимченко есть возможность печа- тать листовки, но бумаги и краски нет. Как до- стать?— спросил Загорный. И вспомнил. ...Было это тогда, когда на трамвайном заводе под руководством Бориса Загорного только что зашеве- лились первые храбрецы — Анатолий Татомир, Ваня Маньяка, Василий Загорный, Максим Федоренко. Как могли, вредили они гитлеровцам, но у них не было еще опыта, не было и настоящего размаха. К тому же их вожак не имел документов. Стали думать, как раздобыть для Бориса надежный доку- мент. Максим Федоренко рассказал, что жена его млад- шего брата Дмитрия — по происхождению немка — записалась в «фольксдейчи» и стала уборщицей в общежитии работников генералкомиссариата. Бориса заинтересовала эта женщина, и он познакомился с Дмитрием..Про слесаря Дмитрия Федоренко было из- вестно, что это честный человек, и Борис прямо спро- сил его: — Не сможет ли твоя жена помочь мне устро- 28

иться на работу? Я инженер, а хожу без дела. Этак, чего доброго, в Германию угонят. — Приходи ко мне домой, поговорим,— пригласил Дмитрий. К Федоренкам, в фашистское общежитие, Борис пришел нарядно одетый, с бутылкой вина. Но Марга- рита — жена Федоренко — неприветливо встретила Бориса. Она восхваляла немецкую власть, которая, мол, принесет украинцам настоящую свободу, гово- рила, что каждый украинец должен считать за сча- стье поездку в Германию, и отказалась помочь Загор- ному. Во время этой неприятной беседы к Федоренкам зашел какой-то человек. — Станислав Вышемирский,— отрекомендовался гость. — Это сосед. В генералкомиссариате, в хозяйст- венной части, работает,— шепнул Борису Дмитрий. «Тоже неплохо. Если с немкой не удастся кашу сварить, так, может, с этим чертом удастся»,— поду- мал Загорный и подсел к Вышемирскому. Домой они пошли вместе. — А пропуск у вас есть? Ведь скоро комендант- ский час,— напомнил Станислав. — Нет,— вздохнул Борис. — Ну, со мной не пропадешь,— и Вышемирский остановил автомашину, мчавшуюся по улице. Шофер был знакомый, Станислав, словно хозяин, открыл пе- ред Борисом дверцы автомашины: — Садитесь, отвезу домой. «Влиятельная особа,— подумал Борис и решил про себя:—Я от тебя не отияжусь. Ты мне приго- дишься». На другой день Загорный снова встретил Дмитрия. Тот смущенно сказал: — Прости, что так с женой получилось. Испуга- лась она тебя... Боится, не провокатор ли. — Молодец! — похвалил ее Борис.— А сейчас рас- скажи мне, что ты знаешь об этом Вышемирском? Дмитрий рассказал Борису, что Станислав поляк, работает у гитлеровцев, чтобы сохранить жизнь своей жене-еврейке. Ему удалось даже устроить ее на ра- боту, а старушку мать они где-то скрывают. 29

С тех пор прошел месяц Теперь Борис вспомнил о Станиславе Вышемирском и решил поручить ему достать бумагу, краску. «Вот и начнем с тобой, голуб- чик, кашу варить!»—подумал он. Дмитрий Федоренко устроил встречу Борису с Вышемирским у контрольной будки. Василий Загор- ный и другие хлопцы прятались неподалеку; в слу- чае чего Вышемирскому живым не уйти. Борис сказал: — Нам, Станислав,— понимаешь, не мне, а н а м,— нужна твоя помощь. Достань кое-что в своем комиссариате. — Что именно? — Килограммов пять бумаги, немного краски и несколько чистых бланков аусвайсов. — Понимаю. Как только достану — передам через Дмитрия. Вы не думайте, что я какая-нибудь парши- вая дрянь... Рад, что встретился с вами. 5. (Из дневника Григория Кочубея) Решил кое-что записывать. Может быть, это про- тиворечит правилам конспирации. А вдруг погибнем, вдруг нас схватит гестапо? Как же партия узнает, что мы не сидели здесь сложа руки, а вели себя как на- стоящие коммунисты? И пусть родным нашим не бу- дет стыдно за нас. То, что произошло вчера, окончательно убедило меня: вести эти записи я даже обязан. Решил наведаться к жене моего друга. Нашел ее с тремя детишками и парализованной свекровью в комнате с выбитыми окнами, с проломом в потолке (на дом упала бомба). Подумал: «Надо будет прийти с ребятами и отремонтировать». Но несчастная на- бросилась на меня, стала обвинять в трусости. «По- чему слоняетесь в Киеве? Разве так мы избавимся от Гитлера?.. Позор! Допустили, что он всю Украину захватил»,— кричала женщина. Она выгнала меня, и, когда я шел вниз по лест- нице, в спину, словно палкой, били ее слова: «Преда- тели, отсиживаетесь, трусы. Ждете, пока наши мужья перебьют фашистов на фронте». 30

Бедняга не догадалась, что я не отсиживаюсь, не слоняюсь без дела. Хочется чтобы после победы она и все мои товарищи по партии узнали, чем мы в дей- ствительности занимались в оккупированном Киеве. Борис познакомил меня с хозяйкой конспиратив- ной квартиры Лидой. Артистка! Распустила про себя слух, будто варит самогон: это, чтобы к ней свободно могли ходить. У нее буду хранить свои записи. Дого- ворились, что Лида спрячет их в старой печке. Если наскочит гестапо — одна спичка, и записей как не бывало. 5 апреля 1942 года. Валентин раздобыл еще не- много шрифта. Касса Володьки пополнилась. Он уже может набрать целую листовку. Благо, успешно овладел профессией наборщика. Но... у нас сотни этих «но». Нет печатного станка. Советовался с Борисом, и он обещал придумать что-то вместе со своим бра- том— токарем какого-то гаража. Нет бумаги, краски, радиоприемника... 12 апреля. Вчера состоялось заседание Руководя- щего центра парторганизации. Приехали товарищи из Нежина. Собрались у нас (опять воспользовав- шись тем, что артист был занят в спектакле). Рас- пределили между собой обязанности. Михаил—мой заместитель. Его район — Черниговщина; будет орга- низовывать там группы среди железнодорожников. Кириллу поручили заниматься снабжением, чтобы подпольщики не померли с голоду. Валентин будет руководить агитацией, распространением листовок. Ну, а Володя, разумеется,— заведующий типогра- фией. К слову, на этом заседании приняли Владимира в члены партии. Он вполне достоин. Рекомендовали Валя, Михаил и я. Заседали чуть ли не всю ночь. Надо было обо всем договориться. Часто собираться не придется. Не следует, чтобы нас видели вместе даже свои. Отныне сходиться будем лишь по двое. Определили места свиданий. Кому из членов центра понадоблюсь — бу- дут знать, где искать. Решили никого из членов центра не знакомить с Борисом. Пусть его группу знают лишь я и П. Л. * Да еще познакомил мою тещу 1 Петр Леонтьевич Тимченко. 31

с Лидой. Они будут связными между мной и Борисом. Составили первый протокол нашего заседания. Изложили в нем задачи организации. Протокол поло- жили в бутылку, запечатали сургучом, и Валентин где-то ее закопал. Вложили в бутылку и письмо та- кого содержания: «Кому попадет это письмо, друзьям или врагам? Нас пятеро коммунистов, мы верим, что настанет время, когда советские люди возвратятся в почер- невший от горя и оскверненный гитлеровскими изу- верами Киев. На этой земле будут сооружаться но- вые красивые здания, и наше письмо найдут. Верим в это, и во имя этой веры в прекрасное будущее Со- ветской Отчизны мы создали подпольную организа- цию, цель которой бороться со злейшим врагом, бо- роться до тех пор, пока хоть одна проклятая фашист- ская нога будет попирать священную советскую землю. Если в этой борьбе погибнем, передайте нашим друзьям и близким, что мы до последних дней жизни с честью носили имя коммуниста. Прощайте, товарищи! Киев, Черная гора, 1942 год». Под письмом поставили свои подписи. ...Потрескивает фитиль — в коптилке иссяк керосин. На дворе уже светает. Не заметил, как промелькнула ночь. Надо поспать. Впереди множество дел. 6. В подземелье гнетущая тишина. Первым не вы- держал Володя и затянул баском: Ревела буря, дождь шумел... — Тихо, ты...— оборвал певца Кочубей. — Эх, товарищ секретарь, сухой ты человек. Как же без хорошей песни? Мы потихоньку. Давай, Никита! И к Володиному баску присоединился тенор: ...Во мраке молния блистала, И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали... 32

Три дня назад у Ананьевых появился новый жи- лец. Зашел в хату иссохший, с большими темными глазами, и сразу сел на скамью. — Доброе утро, кума,— обратился он к Вере Да- выдовне.— Не прогоните? Сейчас такое время, что человек человека, словно волка серого боится. — Никита! — вскрикнула Ананьева.— Где же твоя семья, Федора, дети? — Не знаю. Три месяца как из дому. Вот так и слоняюсь... Вера Давыдовна посмотрела на Никиту и смах- нула слезу. Она хотела было накормить его, но Ни- кита покачал головой: — Мне бы полежать немного. Четвертую ночь не сплю. Когда вечером из подземелья вылезли Володя и Григорий, Вера Давыдовна сказала: — А у нас гость, вон там на кровати. Как заснул утром, так еще и не просыпался. — Кто это? — подскочил к кровати Володя. — Не узнаешь свояка? Это же Никита. — Что фашисты делают с людьми! Какой краса- вец был... Никогда бы его не узнал,— прошептал Во- лодя, вглядываясь в спящего Никиту. — Надежный ли человек? — спросил Кочубей.— Нам позарез сейчас нужны люди. — Как за себя ручаюсь за него! — сказал Анань- ев.— Я его хорошо знаю. Он был бухгалтером в Три- польской МТС. Так под Черной горой появился еще один под- польщик — Никита Сорока. Трое мужчин трудились от зари до зари. Никак не удавалось раздобыть типографскую краску, а друзья Бориса Загорного все еще мастерили станок для печатания листовок,— приходилось писать от руки. Каждый листок бумаги, который покупали на ба- заре, разрезали пополам. Ничего, что листовки полу- чались крохотные. Они сообщат советским людям, что коммунисты не сложили оружие, что они дейст- вуют, борются, призывают бить ненавистного врага. На столике растет стопка листовок. Кочубей каж- дую перечитывал, следил, чтобы писали разборчиво. 33

«Товарищи железнодорожники! Саботируйте работу на транспорте! Уничтожайте поезда с техникой и живой силой врага...» Подпольщики торопились. Завтра должен при- ехать Ткачев, он повезет листовки в Нежин. А там Демьяненко и Черепанов понесут их в транспортные депо, на станции... Кочубей плохо спит по ночам, курит всякую дрянь. Ему не дает покоя мысль о том, что происхо- дит на фронтах. До них доходят лишь слухи. Одни успокаивают, другие волнуют. Гитлеровское радио врет, будто не- мецкие войска уже около Севастополя, а люди гово- рят, что Красная Армия перешла в наступление под Харьковом и оккупанты несут большие потери. Надо достать радиоприемник. Без радио они не смогут развернуть агитацию среди киевлян. Володя Ананьев что-то мастерит из старых деталей, но не хватает ламп. Где-то на Саперной Слободке друг Че- репанова безуспешно возится со старым приемником. И Борис с Толей Татомиром тоже пытаются сконст- руировать приемник. Через несколько дней Оксана Федоровна Тим- ченко с Лидой Малышевой отправятся на село. Бу- дут менять мыло на хлеб. Надо и им хоть штук два- дцать листовок дать. И Григорий сел писать свое первое воззвание к колхозникам. Хотелось найти настоящие, сильные слова. — А ну, хлопцы, послушайте, что я тут сочи- нил,— Григорий пододвинулся поближе к коптилке. «Друзья, товарищи колхозники! Не верьте клятым фашистам. Родная Советская Армия живет, борется! Она непобедима, она выстоит и прогонит гитлеровских бандитов с советской земли. Держитесь, братья и сестры! Прячьте хлеб, чтоб он не достался гитлеровцам, скрывайте своих сынов и дочерей, чтобы оккупанты не могли угнать их в Германию. Там их ждет страшная каторга. Смерть немецким оккупантам!» — Правильно, Гриць! — сказал Сорока.— А я так не напишу, нет у меня нужных слов. Видно, мало учился. — Не журись, Никита! Еще научишься, а сейчас 34