Один только Мастон отнесся иначе. У него вырвалась великолепная фраза:

— А ведь это идея! Превосходная идея!

— Действительно идея, — ответил ему майор Эльфистон, — но если позволительно иногда иметь такие идеи, то лишь при условии не осуществлять их…

— А почему же не осуществить? — горячо возразил достойный секретарь Пушечного клуба, с явным намерением хорошенько поспорить.

Но его собеседники постарались скорее замять разговор, чтобы не «раскалить» достойнейшего секретаря.

Между тем имя Мишеля Ардана уже переходило из уст в уста по всему Тампа. И приезжие и местные жители переглядывались, переспрашивали друг друга, не скупились на шутки — не над этим неведомым европейцем, который представлялся им мифом, химерой, но над достопочтенным секретарем Пушечного клуба, который способен был поверить в существование мнимого лица. Когда Барбикен предложил выстрелить большим ядром в Луну, всякий янки нашел это предложение естественным, вполне исполнимым, простым и притом весьма интересным вопросом баллистики. Но чтобы разумное существо предложило себя в качестве пассажира бомбы колумбиады, задумало предпринять такое изумительно-невероятное путешествие, — это просто фантазия, шутка, даже шутка в квадрате.

Насмешки и прибаутки продолжались без перерыва до самой ночи. Можно смело утверждать, что все Соединенные штаты в этот день хохотали до упаду, что, между прочим, довольно несвойственно для страны, где самые изумительные, а с европейской точки зрения прямо невозможные, предприятия всегда находили защитников, последователей и исполнителей.

Однако предложение Мишеля Ардана, как и всякая новая идея, взбудоражило многие умы. Хотя оно слишком расходилось с обычными мыслями и с привычными интересами, но многие не могли не сказать: «А в самом деле, об этом никто еще не подумал!»

Скоро новая мысль так крепко запечатлелась в общественном сознании, — именно вследствие своей странности, — что для многих приобрела силу навязчивой идеи: о ней думали даже тогда, когда не хотелось о ней думать. Поневоле вспомнилось, что в истории человечества было множество идей и предложений, которые вначале осмеивались всеми, а затем блестяще осуществлялись… К чему же сразу утверждать, что это путешествие невозможно, что оно никогда и никому не удастся? С другой стороны, казалось несомненным, что человек, который теперь хочет таким образом рискнуть жизнью, не находится в здравом уме. Нельзя, следовательно, серьезно отнестись к его предложению, и он сделал бы гораздо лучше, если бы молчал и не волновал целую страну подобным нелепым вздором.

Но, прежде всего, существует ли действительно этот человек? Это был еще большой вопрос.

Правда, имя Мишеля Ардана было небезызвестно и в Америке. Это имя принадлежало одному европейцу, о смелых предприятиях которого не раз упоминалось в газетах. Затем эта телеграмма, отправленная через весь Атлантический океан, указание парохода, на котором отправился француз, точный срок его прибытия — все эти обстоятельства придавали некоторое правдоподобие возможности существования этого человека.

Общественное мнение взволновалось еще сильнее; многим эта неизвестность стала невыносимой. Сперва начали сходиться отдельные личности, желавшие во что бы то ни стало выяснить беспокоившие их вопросы; затем образовались большие группы с тою же целью; наконец, группы притянулись, так сказать, друг к другу; силой притяжения было в данном случае общее любопытство, которое действовало, как молекулярное притяжение на разрозненные частицы. В конце концов собралась громадная толпа, которая направилась к жилищу председателя Пушечного клуба.

Сам Барбикен до сих пор не обнаруживал своего отношения к телеграмме Мишеля Ардана; к мнению Мастона он, повидимому, отнесся совершенно безразлично: Барбикен не высказал ему ни одобрения, ни порицания. Очевидно, Барбикен сам не знал, как относиться к Мишелю Ардану, и решил ждать дальнейших событий. Но он упустил из виду, что общественное мнение не способно быть таким же терпеливым, и толпа, подошедшая к его окнам, застала его врасплох. Он окинул ее недовольным взглядом и решил было не выходить к ней. Но скоро раздался такой шум, такие крики, что Барбикен должен был отворить окно. Барбикен был во Флориде знаменитостью и не мог отделаться от обязанностей — порой скучных и неприятных — знаменитого человека.

При его появлении толпа умолкла. Выступил вперед какой-то гражданин и прямо поставил Барбикену следующий вопрос:

— Едет ли лицо, указанное в телеграмме под именем Мишеля Ардана, в Америку? Да или нет?

— Я знаю об этом не больше вас, — ответил Барбикен.

— Но это необходимо узнать! — воскликнули многие из толпы.

— Время нам покажет, — холодно ответил Барбикен.

— Нельзя держать целую страну в нетерпеливом, напряженном ожидании, — возразил первый оратор. — Изменили ли вы чертежи снаряда, как о том просит телеграмма?