Гарри лежал там, где я бросил его. Вокруг головы зловещим нимбом растеклась лужа крови, нижняя челюсть отвисла, незрячие глаза уставились в пустоту.

Меня продрал мороз по коже. Неужели это я убил его или все-таки он погиб в результате крушения? Ведь когда я уходил, он еще дышал! Я точно прирос к этому страшному месту.

– Ну что, убил, да?

Я не заметил, как она вскарабкалась следом за мной и стала рядом.

– Не знаю. Если и убил, то только из-за тебя.

Мы переглянулись, потом она прошла дальше по коридору и попыталась проникнуть в каюту Эссекса, но дверь заклинило.

– Открой! Я хочу переодеться в сухое!

– Не трать время попусту. Надо убираться отсюда, и побыстрей. Все равно вымокнешь.

Она строптиво вскинула брови:

– Я намерена оставаться здесь, пока меня не найдут!

– Мы же продали этот самолет мексиканскому революционеру за три миллиона. Если ты угодишь к нему в лапы, он будет несказанно рад такой замене. За тебя он назначит выкуп вдвое больше.

Ее лиловые глаза округлились.

– Так что же нам делать?

– До побережья миль пятнадцать, не больше. Как доберемся туда, позвоним твоему мужу, и он подберет нас. Переход будет долгим и тяжелым, но другого пути нет. Обожди здесь. – Я поднялся по накренившемуся фюзеляжу до каюты для гостей, где оставил свой чемодан. Содержимое, кроме трех пачек сигарет, вывалил на кровать и перешел в кухню. Там загрузил в чемодан кое-какие консервы, по три бутылки тоника и кока-колы да консервный нож.

– Вперед, – скомандовал я и помог ей спуститься на слякотную от дождя землю. Следом передал чемодан, а сам перебрался в кабину пилотов. Снял пристегнутый к стене пулемет Томпсона, порыскал по шкафам и отыскал карманный компас.

Вокруг Берни уже закружили мухи. Больно было бросать его так, но приходилось торопиться.

– Осточертел этот дождь, – проворчала она, когда я спрыгнул вниз.

– Разделяю твою неприязнь, – отозвался я, накинув пулеметный ремень на плечо, подхватил чемодан и зашагал в лес.

Следующие два часа были сущим адом, и ей пришлось, конечно, гораздо тяжелей, чем мне. Я-то вынес богатый опыт из вьетнамских джунглей и, по крайней мере, знал, что нас ожидает. Хоть я служил авиамехаником, но и нас заставляли проходить курс боевой подготовки в джунглях.

Беспрестанно лил дождь, пробивая листву, не давая нам ни минуты передышки. То и дело я сверялся с компасом. Я знал, что побережье где-то на северо-западе, но порой мы попадали в такую чащобу, что приходилось идти в обход. Без компаса мы заблудились бы в два счета.

Она не отставала от меня, что называется, дышала в затылок. Я понимал: путь нам лежит неблизкий, – и сам задавал темп. Наконец вышли к поляне. Там валялись срубленные деревья. Виднелись старые кострища; вероятно, жгли ненужные сучья и ветви. На опушке леса я замер как вкопанный.

Поглядел направо, прислушался. Не услышал ничего, кроме дробного шума дождя. Обернулся к ней. Лицо у нее осунулось и пошло пятнами от комариных укусов. Сквозь намокшую рубаху просвечивали соски. Я перевел взгляд на ноги. Ноги были обуты в легкие белые туфельки тонкой телячьей кожи, на которых проступили бурые потеки. Она в кровь стерла ступни, но ни единым звуком не выдала своих страданий.

– Твои ноги! – воскликнул я.

– Не надо жалеть меня, – через силу ухмыльнулась она. – Если уж тебе приспичило кого-то пожалеть, пожалей лучше себя.

– Не хочешь перекусить?

– Пока нет. Стоит мне сесть – и я уже не встану.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и я увидел, что она говорит правду.

– Ладно. Пошли дальше. – Я прихлопнул комара, который присосался к моей шее, и мы тронулись в путь: пересекли поляну и снова углубились в лес.

Я держался начеку – меня встревожила эта поляна. Вероятно, где-то неподалеку деревня, а я понимал, что мы находимся в непосредственной близости от владений Орсоко и рисковать нельзя.

К счастью, я не забыл науку, преподанную мне во Вьетнаме. Мы шли по грязной, чавкающей тропе, как вдруг послышался звук, который насторожил меня. Я схватил Викки за руку – теперь она была для меня не бесподобной миссис Викторией Эссекс, а попросту Викки – и столкнул ее с тропы в кусты. Нужно отдать ей должное, она покорно последовала за мной, хоть нам и пришлось плюхнуться в грязную лужу. Мы затаились и ждали.

На тропе показались три юкатанских индейца с увесистыми топорами. Шли они ходко, и я успел разглядеть их только мельком.

– Деревня рядом, – шепнул я. – Слишком близко. Надо взять восточнее, а после снова повернуть на север.

Мы сошли с тропы и начали пробираться по болотистой местности, сквозь густой подлесок, и нам пришлось очень несладко, но она сдюжила. Потом вдруг прекратился дождь, и влажный туман рассеялся. Словно сверкающий меч, вынутый из ножен, взошло солнце. И тут так припекло, что язык присох к гортани и пот лил в три ручья.

Вконец замучили комары. У меня опухли от укусов лицо и руки. Я остановился и бросил взгляд через плечо. На нее больно было смотреть! Раздутое, искусанное лицо переменилось до неузнаваемости, лишь лиловые глаза по-прежнему горели отвагой.