Эльза. Нет уж. Останется Томас, этот недоносок, коротышка несчастный. Он-то всегда

себя прокормит, ему меньше всех надо…

Вармунд. Да жалко его, такой смышлёный парнишка.

Эльза. Вот и не пропадёт, раз смышлёный.

Вармунд. Хорошо, но если мы бросим Томаса, тогда и Петер, этот обжора, то же пусть в

лесу остаётся.

Эльза. Ни за что! Он будет мне утешением на старости лет.

Вармунд. Коли так – Томас тоже останется с нами.

Эльза. Вот что, муженёк. Либо все, либо никто. Господь да простит нам этот грех, раз на

него нас толкает нищета и отчаяние.

Вармунд. Либо все, либо никто. А что, жена, пожалуй, ты молвила мудрое слово.

Беднякам вроде нас от детей всё равно проку нет, а так, кто знает, какая им выпадет

участь: в мире, что в море, а у нас они всё равно с голоду помрут.

Эльза. Рассказывают же про фей и добрых духов, что помогают людям. Одним словом –

отдадим их в руки Божьи.

Вармунд. На том и порешили. Вот и полегчало сразу. Пойдём и мы в чулан, поспать то же

не мешает. На таких бедняков, как мы, Господь Бог должен смотреть сквозь пальцы.

Уходят в чулан.

Сцена вторая.

Скалистая местность, лес.

Персивейн

( поднимаясь в горы, играет на лютне и поёт)

Лопочет лес, журчит ручей,

Земля теплом согрета,

А холостяк, не муж ничей,

Не устаёт бродить по белу свету.

Холостяку унынье не к лицу,

Бодрее песня – веселей певцу.

Внизу – селенья без числа,

Там нищета, невзгоды,

Всё хуже там идут дела

И множатся разводы.

В долине жить – намыкается всяк.

Уходит в горы вольный холостяк!

А если вдруг любовь заманит

Его в сердечные силки,

Наш холостяк робеть не станет,

Но вот жениться – не с руки.

Заслышав звон супружеских оков,

Он за порог – и был таков!

Какая там внизу тишь да гладь, мир да покой, какие уютные хижины, а при каждой

хижине садик! Какое это диво – романтическая природа, а здесь ещё эти домишки и

дымок из труб! Сладковатый дымок, он так и манит к себе, будит тоску по домашнему

очагу и мирной жизни на лоне природы… Но верить ли мне своим глазам? Не друг ли это

Альфред ползёт внизу по скале со своей ботанизиркой? Конечно! Узнаю его философскую

мину, его задумчивую позу. Это он покачивает головой, изумляясь причудам мироздания!

Эй, Альфред! Поднимайся сюда, друг любезный, оставь свои пещерные мхи и

первозданные лишайники и припади к человеческому сердцу, что при виде тебя трепещет

от радости!.. И это называется « друг»! Ему сперва надо отбить кусок скалы, дабы узнать, на каких подмостках, – из гранита или из порфира, – будет разыграна нежная сцена нашей

встречи после долгой разлуки.

Появляется Альфред.

Альфред. Доброе утро. Откуда ты взялся?

Персивейн. А ты? В объятия мои спеши, любимейший, вернейший, пропавший мой друг!

Альфред. Сейчас, вот только отложу в сторонку этот замечательный большой гриб и

поспешу.

Обнимаются.

Объясни мне, однако, о сумасброд, почему, если двое добрых знакомых долго не виделись, обязательно обниматься? Ведь ты же, осёл, так меня стиснул, что у меня рёбра ноют и зуб

шатается. К чему всё это? Неужели нельзя радоваться встрече и выражать удовольствие

иначе, не ломая друг другу пальцев, не колотя по спине, не сшибаясь носами?

Персивейн. Да это же самая естественная вещь на свете!

Альфред. Дурацкий обычай! Завезли невесть когда неведомо откуда и передают из

поколения в поколение. Ни один естественный человек, ни одна мыслящая голова до этого

не додумается, все просто тупо воспроизводят ритуал, заученный с детства.

Персивейн. Не будем спорить. Откуда ты и куда направляешься?

Альфред. Я странствую по лесам и долинам, что бы внести наконец ясность в вопрос о

грибах. Об их семействах, родах и видах. Ты удивишься, если я тебе расскажу, какие

недоразумения, какая чудовищная путаница царит в этой области нашей науки, какие