***

– Мне что, ужин не подадут? – возмутился Ларин вечером, зайдя в буфет.

– Мне сказали – вас не кормить, – ответила буфетчица.

Рассерженный Ларин отправился на пост к медсестре.

– Попозже, вам назначены процедуры на вечер, вернитесь в палату, – приказала медсестра.

Около семи часов зашла процедурная медсестра с санитарами. В руке она держала шприц.

– Берестов, руку вытяните и поработайте кулаком.

Ни о чем не подозревающий Сергей выполнил все, о чем она просила. После укола тело вдруг обмякло, Сергея подхватили за руки и переложили на каталку. Он ничего не чувствовал и не мог шевелиться, но все слышал. Он оставался в сознании – не столь ясном как обычно – но понимал, что творится вокруг.

– Везите к лифту, потом в четвертый корпус, – сказала медсестра санитарам.

Через некоторое время Сергей оказался в комнате, напичканной всевозможной аппаратурой и приборами. Над ним склонялись разные люди в белых халатах. Появилось лицо Куприянова.

– Анатолий Романович, энцефалограмму головного мозга будем снимать? – спросил кто-то из присутствующих.

– Да, обязательно. Так, а вот и второго привезли. Мишуткина, закройте глаза Берестову! Катите Ларина сюда – к его голове, висок к виску… так… головы крепим. Парамонов, жестче фиксируй, а то дергаться будут и шейные позвонки себе сломают. Петровский, аппаратура готова?

«Это все… Сейчас я опять исчезну. На этот раз – навсегда. Прощайте, родные. Простите меня, если я вас чем-то обидел. Я вас всегда любил…», – это были последние мысли Сергея. Осознав неизбежность страшного конца, он смирился с ним и больше ни о чем не думал. Как человек, поставленный к стенке и ждущий смертельного выстрела. Можно было бы подумать о Боге, но он в него не верил. Не так воспитали.

Выстрелов было много: сначала маленькие колючие пули в висках, потом крупнокалиберные снаряды разрывались в мозгу с оглушающим грохотом. Все тело – особенно голову – пронизывала адская боль. Последний снаряд разорвался тихо и закрыл все пространство в голове фиолетовым фейерверком. Сергей больше ничего не ощущал...

Куприянов спокойно наблюдал, как дергаются в конвульсиях два человека. Он привык. Сколько было таких пациентов с того момента, когда он еще только начинал работать. Не сосчитать. Ровным голосом он раздавал команды и попутно показывал, что нужно сейчас заснять на камеру.

– Анатолий Романович! Смотрите – у них пульс синхронный, – позвал его Парамонов.

– Да… это действительно удивительно. Не забудь зарегистрировать!

Через два часа пациентам подали самый длинный и мощный электрический импульс, и Куприянов посчитал эксперимент законченным.

– Берестов в сознании? – спросил он.

– Берестов отключился; приборы не регистрируют влияние внешних раздражителей на испытуемого, – сообщил молодой ассистент Парамонова.

– Анатолий Романович! Энцефалограф, подключенный к Ларину, показывает возбуждение мозговой деятельности! – воскликнул Парамонов.

– Очень интересно – отчего? Подождем пока… – озадачился Куприянов.

«Неужели Ларин возвращается? Если это так, то будет просто замечательно», – подумал он.

Через три минуты светящаяся линия на экране прибора выпрямилась.

– Похоже, Ларин тоже отключился, – прокомментировал Петровский.

– Заканчиваем! Аппаратуру выключаем, пациентов в палаты.

Врачи еще не успели выполнить указания, как послышался крик ассистента Парамонова:

– Ларин – сильная аритмия! Упадок сердечной деятельности.

– Мишуткина, ставьте укол!.. Да быстрее! – закричал Куприянов, которому показалось, что ее движения очень медленные и неуверенные.

Он разнервничался, вырвал шприц из рук молоденькой врачихи и всадил в сердце пациента длинную иглу. Укол не помог. Сердцебиение то замедлялось, то ускорялось, потом затихло совсем. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы подопытный пациент умер. На белоснежном теплоходе подняли тревогу, матросы забегали по палубам.

– Дефибриллятор подайте!

От удара током Ларина подбросило, но сердце застучало, ровно и без перебоев.

– Пронесло… – пробурчал Куприянов, вытирая пот со лба.

Что ни говори, а Куприянов великолепный специалист. Теплоход поплыл дальше. Утром должен быть уже в порту, а пока Берестов и Ларин пусть спят и приходят в себя. Кто получится? Берестов и Ларин? Или вообще никого? Придет теплоход к месту назначения или налетит на подводную мину? Утро вечера мудренее.

– Всем дежурным следить за состоянием пациентов. Контролировать каждые пять минут. Если что – звонить мне домой в любое время! Это не простые пациенты, они будут гордостью нашего учреждения! – предупредил всех Куприянов.

Поздно вечером Куприянов сидел на кухне и смотрел телевизор, но вместо привычных дикторов, читающих новости, ему мерещились лица Ларина и Берестова.

– Ты сейчас дома или на работе? Полчаса уже в стакане ложкой стучишь, – сделала замечание жена.

– Я устал, расстели диван, пожалуйста, – ответил тот.

В четыре утра раздался звонок. Жена, словно робот-манипулятор, протянула руку к тумбочке, сняла трубку и передала мужу. Привыкла. Рефлекс Павлова.

– Анатолий Романович! Ларин скончался, не приходя в сознание.