Некоторое время все молча ели. Неожиданно Риммон заметил:

– А может, Хамал, мы ошибаемся? Укравший камни - ведь не обязательно убийца. Он мог просто знать о них, а, когда Лили убили, подумать, что это - весьма удобный случай стащить их.

– Если так, то воришка - одна из девиц. А продать камни она могла через подставное лицо.

– Девица не стала бы их продавать. Оставила бы до лучших времён. Сами же говорите - 'статус', - Риммон захлопнул футляр.

– Слишком много загадок. Никто так и не знает, как её убили. Есть ли связь между смертью Лили и гибелью Виллигута? Как погиб Генрих? Колдовство какое-то...
– Хамал нервно поежился, и Эммануэль снова ощутил исходящий от него странный импульс.

– Я не верю в колдовство, Гиллель.

– А в привороты, Риммон?
– насмешливо спросил Гиллель. Губы его раздвинулись в какой-то механической, деревянной улыбке.

– Да ну вас, Хамал! Будь можно колдовством мужчин заманивать, у Хеллы Митгарт были бы любовники!

Хамал нервно расхохотался. Отсмеявшись, заметил, наклонившись к Ригелю:

– Представьте, Эммануэль, нашего красавца мсье де Невера и Хеллу Митгарт у алтаря...

Эммануэль обладал живым воображением, и нарисованная Гиллелем картинка на мгновение вызвала оторопь, потом - улыбку, сменившуюся тихой болезненной грустью. Морис и Симона...

Хамал заметил странности его мимики, внимательно посмотрел на него и опустил глаза. Руки его нервно дергались, он, казалось, готов был сломать себе пальцы. За окном закружились снежинки, и вскоре снег повалил хлопьями.

После обеда Хамал напомнил Эммануэлю о книге, обещанной ему. Эммануэль ничего не обещал Хамалу, но понял, что тот хочет остаться с ним наедине. Он кивнул, и они направились к нему в комнату. В коридоре Гиллель напевал под нос какую-то шансонетку, смеясь, рассказал, как пытался уговорить Риммона сходить в городе в варьете, а сам то и дело поглядывал на Ригеля. Эммануэль, наконец, смог сформулировать свои ощущения.

Хамал солгал ему. Всё совсем не так. Хамал боится чего-то. Он напуган до полусмерти.

Глава 17. Оборотень.

'И под личиной внешней скрыта личность, которой мы вовек не разгадаем...'

И.В.Гёте 'Фауст'.

Едва они оказались в гостиной Ригеля, Гиллель наложил на дверь засов и дважды провернул ключ в замке. Выдержка начала изменять ему. Он рухнул в кресло, вцепившись руками в волосы. Ригель присел на краешек тахты и терпеливо ждал. Страх Хамала передавался ему.

– Это ужасно, Ригель.

– Рассказывайте же, Господи!

– Старик Моозес знает меня с пелёнок. Почти год до поступления сюда я работал с ним. Он любит меня как внука своего друга и невероятно высоко ценит как сотрудника. Говорит, что у меня великолепная интуиция. Вы знаете, Эммануэль, на чём она основывается. Я помог ему заработать на клиентуре сотни тысяч.
– Он сглотнул слюну, и руки его конвульсивно сжались, - Моозес обладает огромным опытом и отточенным умом. Обмануть его невозможно...
– Гиллель снова замолчал. Эммануэль боялся пошевелиться.
– ... а самому ему ничего не стоит надуть любого... Но лгать мне он бы не стал, да и не смог бы, вы же понимаете...

Ригелю показалось, что он уже начал понимать.

– Эммануэль, это ужасно... Он был потрясён моим вопросом и подумал, что я рехнулся.

– То есть... к нему приходил...

– Гиллель-Исроэль-Шломо бен Давид бен Абрахам Хамал! Я, я к нему приходил!!!
– сорвался на истеричный крик Хамал.

Эммануэль потрясённо молчал, ни о чём не спрашивал. Опустив глаза, обдумывал услышанное. В глухой тишине было слышно только мерное тиканье настенных часов. Хамал тоже сидел молча, вцепившись в подлокотники кресла.

– ...Я говорил Неверу, что здесь слишком много чертовщины, но это уже чертовщина запредельная, - проговорил наконец, глубоко дыша, Хамал.
– Человек, принимающий облик другого... Спасибо, что не подумали...

– О чём?
– прошептал Эммануэль.

– 'Не я ли это все-таки был?', 'Не стащил ли я сам в сомнамбулическом сне дедовы бриллианты и не загнал ли их в беспамятстве?' Кстати, вор получил настоящую цену, Моозес же знал, что я в этом разбираюсь не хуже него. Я боюсь, Эммануэль.

– Если речь идет о гриме, под вас могли загримироваться только девушки или... я. У всех остальных - другая комплекция.

– Грим не мог бы обмануть Моозеса Фейбиша. Он знает меня с детства, помнит ребенком. Форма лица, носа, скул, цвет глаз, разрез век и ноздрей! Это не подделать никаким гримом.

– Да, у вас своеобразная внешность. Но вы объяснили этому Моозесу, что произошло? Он рассказал, как прошла встреча с этим человеком? Или бесполезно было разговаривать?

– Старик живёт в мире денег и реальных дел. Но он очень умён, и границы собственного опыта не считает границами мира. Я не смог до конца уверить его, что это был не я, но то, что произошло, я знаю - и с его слов, и - из его мыслей... это чертовщина, Ригель, чертовщина. Подумать только - я сам разгуливаю по городу, предлагаю другу деда ворованное на продажу, и никто ни о чём не подозревает. Страшно подумать - что может вытворить мерзавец, способный на подобные метаморфозы! Но не верить мыслям Моозеса я тоже не могу. Но как поверить в такую дьявольщину? Вы можете? Впрочем, вы же верите только в Писание...