Он первым вышел из автомобиля, открыл перед девушкой дверь и по привычке помог вылезти. Вскоре они, словно забыв о размолвке, вошли в один из самых шикарных ресторанов города, на встречу с родственниками. Александра с превеликим неудовольствием заметила на улице, неподалеку от входа своих коллег, которые с удивлением смотрели на нее и ее дядю, которого, впрочем, знали как одного из директоров компании. О родственных связях этих двоих они не догадывались, а потому вновь сделали неправильные выводы.

*****

Лиза и Генри стояли на старом каменном мосту, под призрачной луной, которая только-только появилась на неспешно темнеющем небе. Речную воду еще золотили дорожки последних лучей заходящего солнца, но уже ощутимо похолодало. Как всегда бывает рядом с водой. Слегка озябшая в своем тонком платье Лиза прижалась к Генри, пытаясь согреться, правда, это у нее мало получалось - темноволосый мужчина если и был горяч, то только в выражении своих чувств в уединенной обстановке. Той самой, когда у девушки дыхание перехватывало от самых простых и, казалось бы, случайных прикосновений.

– Это твое любимое место?
– спросила Лиза. Тут, за городом, неподалеку от поселка, действительно, было красиво и тихо. Старый мост, дугой перекинутый через тихую речку, пышная зелень, похожая на облака из листьев, умопомрачительный аромат разнотравья, гомон птиц и далекие звуки деревни. Лиза ощущала себя провинциальной барышней-дворянкой из девятнадцатого века, которая гуляет по имению вместе со своим женихом. Только красивого старинного наряда не хватало и слуг где-нибудь в кустах.

Вспомнились некстати те сны с ее двойником. И Лиза мысленно вздрогнула от мгновенного непонятного страха, который, впрочем, исчез под наплывом реальности.

– Это часть моего любимого места, - загадочно отвечал Генри, обнимая девушку за плечи.
– Вторую часть ты увидишь чуть позднее, милая моя Лиза.

– Романтично, - улыбнулась она и попыталась согреть дыханием озябшие тонкие пальцы. Раньше, правда, слово "романтика" вызывала в ней насмешливое отвращение, а теперь все то, что делал Генри, казалось ей таким.

"Может быть, потому что его романтика - со вкусом денег?
– подумалось отчего-то ей, но шатенка отбросила эту мысль прочь.
– А, какая разница, он бы и без них был самым лучшим..."

Эта мысль показалась пугающей, но Лиза тут же забыла о ней - Генри, пристально глядя ей в глаза, положил прохладную ладонь ей на живот, заставив судорожно вздохнуть, неспешно провел ею по телу девушки, бережно коснулся груди, заставляя Лизу податься к нему, а после резко схватил за горло и поцеловал

И делал это так настойчиво, так чувственно и умело, что она перестала думать вообще о чем-либо.

Обычно Генри предпочитал более деликатные ласки, был нежен и осторожен, но сейчас на него словно что-то нашло - он крепко сжимал Лизу в своих объятиях, грубовато целуя и покусывая кожу, оставляя на ней следы, наматывая длинные густые волосы на кулак, но не переходя, впрочем, ту тонкую грань, разделяющую удовольствие от натиска и боль. Он как будто бы не контролировал себя и не понимал, что в любую минуту тут могут появиться люди, а разорванное до пояса платье подруги грозит стать большой неприятностью. Он как будто не задумывался, хочет ли того Лиза или нет, нравится ли ей или она предпочла бы остановиться, пока не поздно.

Впрочем, хоть Лиза и находилась в диком смятении от происходящего, она не думала сопротивляться. Девушка была так поглощена наплывом этой безудержной страсти, от которой все внутри горело, что разрешала Генри делать с ней все, что он захочет.

Он и делал. Острая, но умеренная боль над ключицей - как от легкого укола, добавила в этот вихрь чувственности пикантной остроты. Тяжело дышащая Лиза, с силой прижимая к себе голову Генри, чувствовала, как пылает грудь от его губ и зубов. Несколько едва сдерживаемых полустонов Генри, больше похожие на рычание, совершенно свели ее с ума и она сама, впиваясь ногтями в плечи любимого, приглушено закричала от нахлынувшего горячей волной удовольствия. Сейчас ей было все равно на весь мир - только бы быть рядом с этим мужчиной, а больше ей ничего и не надо...

Генри словно пришел в себя тогда, когда платье девушки оказалось задрано непозволительно высоко, оголяя загорелые стройные ноги и бедра. Само платье было разорвано, и девушка казалась едва ли не обнаженной. Впрочем, ее это не волновало. Теперь ей хотелось одного - допить до конца чашу удовольствий, которую она только что пригубила.

– Прости, я позабочусь о новом, - сказал Генри, осторожно поправляя платье. Брови его были нахмурены - кажется, мужчина сам себя корил за то, что сделал - и с платьем, и с девушкой, на шее и груди которой остались его "отметины".