Пышкин повернулся и быстро вышел из комнаты. В приемной ожидал шофер.

–  Машина готова, - сказал он.

–  Вот что, дорогой, веди ее в гараж, а сам иди отдыхай. Я задержусь, - ответил Геннадий Трофимович и направился к себе в кабинет.

«Да, позиции Ломакина для меня ясны, - думал он, стоя в двери.
– Что ж, посмотрим, чья возьмет».

Он заперся в кабинете и принялся писать тезисы своего выступления на бюро райкома. Нет, Пышкин не даст себя в обиду, он не Пастухов, ему не обломают крылья.

Перо скрипело и брызгало чернилами, нa бумагу ложились жаркие, как только что отлитые болванки, слова. На душе было тяжело и тревожно.

ГРОЗА РАЗРАЗИЛАСЬ

Получилось совсем не то, на что рассчитывал Пышкин. Готовясь «разговаривать» на бюро райкома, он был почти уверен, что и на этот раз все обойдется благополучно, ограничатся разговорами. У него слишком веские доказательства своей невиновности, чтобы с ним не посчитались в райкоме. Ну, а Ломакин там не полезет на рожон, это не в его интересах. Не настолько он глуп, чтобы рубить тот сук, на котором держится.

Неожиданно позвонили из обкома партии, предупредив, что завтра, в три часа дня, его будут слушать на бюро. Это спутало все карты Пышкина.

Единственно, на что сейчас рассчитывал Пышкин, - это на смягчение удара. Завод на двенадцать дней раньше срока выполнил годовой план. Внедрение производство рационализаторских предложений рабочих и инженеров дало заводу за год два с половиной миллиона рублей экономии. С этим тоже должны посчитаться. Кто же осмелится обвинить его, Пышкина, что он зажимал изобретателей и рационализаторов! Ну, а злополучный главковский станок пусть будет на совести работников главка и министерства.

И тем не менее ночь перед бюро Пышкин провел тревожно, одолевала бессонница, беспокоили всякие мысли. Утром он еще раз взвесил все обстоятельства, пришел к окончательному выводу, что опасаться нечего. Во всяком случае, снять с работы его нет оснований, ну, выговор могут влепить. Кто их не получал?

В обком Пышкин выехал пораньше, чтобы разведать, в каком направлении готовят удар, но заведующий промышленным отделом обкома был на заседании бюро, а от инструкторов он ничего не добился. Когда Пышкин быстрой, стремительной походкой вошел в комнату ожидания, там уже сидели Ломакин, Тараненко и секретарь горкома Кузьмин. Пышкин подчеркнуто дружелюбно поздоровался со всеми.

Когда дежурный пригласил станкостроителей в зал заседаний, у Пышкина тревожно заныло в груди.

Просторный светлый зал с тремя рядами столов. Вдоль стен мягкие стулья. За длинным столом сидели первый и второй секретари обкома.

Пышкин ожидал, что первый секретарь скажет сейчас:

–  Ну, товарищ Пышкин, рассказывайте, что вы там натворили.

Он уже приготовил последнюю оперативную сводку о выполнении годового плана, аккуратные колонки цифр, которые весьма красноречиво говорили, что дела на заводе не так уж плохи, как считают Ломакин и Кузьмин. Дай бог каждому так работать.

–  Докладывайте, товарищ Кузьмин, - сказал первый секретарь.

–  Мы всесторонне изучили работу станкостроительного завода, - начал глуховато Кузьмин. Видно было, что он волновался.

Пышкин весь ушел в слух.

–  С первого взгляда на станкостроительном заводе кажется все благополучно. Раньше срока выполнили годовой план, имеют большую экономию от внедрения в производство рационализаторских предложений…

–  Два с половиной миллиона рублей!
– вставил Пышкин.

Первый секретарь посмотрел на него предупреждающе.

–  Планы завод выполняет, два года подряд держит переходящее знамя министерства и ЦК профсоюза, получает премии…

С плеч Пышкина свалилась тяжесть. Он не предполагал, что секретарь горкома подчеркнет успехи завода. Значит, о них нельзя было умолчать. Не каждый завод может добиться этого. Кузьмин, конечно, подчеркнул это для того, чтобы дать понять членам обкома, мол, и мы пахали. А ведь не знает, как ему, Пышкину, даются эти победы.

–  Но это только видимое благополучие. За средними цифрами скрывается много неприглядного, - продолжал секретарь горкома, тщательно подбирая слова.

«Начал за здравие, а кончит за упокой», - досадливо подумал Пышкин, и у него снова тревожно засосало под ложечкой.

–  Завод работает рывками, его часто лихорадит…

–  Штурмовщина процветает, - вставил первый секретарь обкома, поглядывая то на докладчика, то на Пышкина.

–  Да, штурмовщина, можно сказать, хроническая болезнь станкостроителей. Как правило, в первой половине месяца планы заваливаются, со второй половины начинается раскачка, а под конец месяца завод объявляет аврал. Товарищ Пышкин свой кабинет превращает в квартиру, неделями дома не ночует. Его на заводе окрестили «лунатиком». Сделав рывок, завод выходит из прорыва и снова начинается спад. Неритмичность в работе вызывает брак, снижает качество продукции. Травматизм на заводе тоже хроническая болезнь. Обратимся к статистике. Травматизм спадает в начале месяца, во второй половине декады начинает расти. Тут установилась своя закономерность. Травматизм и брак растут, а качество продукции снижается.