Миси Джульетта неохотно оставила ее и Генри.

— Кири, когда я вернусь, все будет хорошо! — сказала она на прощание.

Кири возлагала на это большие надежды, ведь с тех пор, как масра Питер стал управлять плантацией, их жизнь ухудшилась. Рабы начали роптать и не признавали нового масру. Он позволял бассиа много вольностей, которыми те бесстыдно пользовались, обходясь с рабами грубее, чем следовало. С другой стороны, масра Питер никому не позволял вмешиваться в аграрные вопросы. Несмотря ни на что, на плантации все должны были работать сообща, для того чтобы обеспечить дальнейший рост насаждений. Некоторые из опытных, давно работавших на полях негров выражали недовольство по поводу того, что масра Питер неправильно организовал посадку растений, и это принесет плохой урожай. Но как только такие возражения доходили до ушей масры, он приказывал бассиа крепче держать рабов в узде.

Кроме того, рабы боялись, что масра возобновит свои странные опыты с лекарствами.

Спустя неделю Кири каждый день надеялась, что ее хозяйка вернется домой. Но миси Джульетта все не приезжала. Кири утешала себя мыслями о том, что у миси, по-видимому, есть причины на то, чтобы так долго отсутствовать. Но чем дольше продолжалось ее отсутствие, тем тревожнее становилось у Кири на душе.

— А что, если миси больше не вернется? — однажды спросила она у Амру.

— Кири, здесь остался ребенок миси. — Амру ласково погладила маленького Генри по щеке. — Конечно, она вернется, не сомневайся.

Однако Кири мучили кошмары: миси не вернулась, Питер воспитал из Генри подлого человека, а сама Кири родила белого ребенка… На этом месте девушка каждый раз просыпалась от ужаса, вся мокрая от пота. А что, если этот ребенок действительно от масры Питера? Будет ли хозяин претендовать на него? Не как на своего наследника, нет — как на раба?

Кири ничего не сказала Дэни о том, к чему принуждал ее масра Питер. Только после рождения ребенка будет видно, кто его отец. Кири боялась этого момента, когда Дэни и всем остальным станет ясно, что он не является отцом ее малыша. Девушка все время ломала над этим голову, и чем дольше она об этом думала, тем сильнее убеждалась в том, что отцом ребенка был не Дэни.

Несмотря на то что масра Питер значительно ограничил визиты лесных негров и лишь изредка разрешал им причаливать к плантации, Дэни всегда находил способ проведать Кири. Ей это льстило. В первое время после «несчастного случая» она стыдилась своего лица из-за шрама. Но Дэни брал ее за руку, нежно проводил кончиками пальцев по ее лицу и бормотал: «Маленькая Кири, для меня ты самая красивая девушка во всей стране».

Кири не могла сдержать слезы. Такую симпатию к ней еще никто не проявлял. Она лишь надеялась, что не разочарует его. По мере того, как рос ее живот, Кири все больше и больше отдалялась от Дэни. Он списывал это на перепады настроения и с радостью ждал появления ребенка. «Когда твоя миси вернется и на плантации все снова наладится, я спрошу у нее, можем ли мы с тобой пожениться. Пусть даже так, как женятся белые».

Кири всем сердцем надеялась, что так оно и будет.

Эрика сидела на шаткой деревянной доске, которая служила скамьей, и всматривалась вдаль. Утреннее солнце уже стояло высоко в небе и нагревало воздух. Все еще можно было видеть болотистую прибрежную зону. Капитан направил судно от Парамарибо через канал Ваника к речке Сарамака. Оттуда им надо было выйти через устье реки в море, для того чтобы потом у Форта-Нассау опять войти в реку Коппенаме. Это была самая опасная часть поездки. Видит бог, судно капитана Пароно не было приспособлено для плавания по морю. Дерево, из которого оно было сделано, даже на реке скрипело и трещало, едва течение немного усиливалось. Однако Пароно всегда успокаивал Эрику: его «старая девочка» выдерживала и более трудное плавание. Эрика надеялась на то, что именно это плавание не станет последним для парусника.

Ее временное пристанище на корабле нельзя было назвать комфортным. Капитан выделил Эрике маленький угол в палубной надстройке, где также находился штурвал. Женщина не могла отдохнуть там в дневное время — ей было неприятно, когда Пароно стоял за штурвалом так близко к ней.

Его место для сна находилось где-то под палубой. Если ему вообще удавалось поспать. Пароно стоял на своем месте днем и ночью, лишь время от времени, если позволяла река, присаживаясь на табурет, стоящий возле рулевого колеса, на которое он закидывал ноги. О том, что он дремал, можно было догадаться лишь по выглядывающей из-под его широкополой шляпы курительной трубке, которая переставала дымиться.

Пароно был молчаливым и лишь изредка заговаривал с Эрикой. Однако утром он жестом подозвал ее к себе и объяснил с серьезным выражением лица, как она должна вести себя в Батавии:

— Не дотрагивайтесь ни до чего руками, ничего не ешьте, пейте только воду с корабля и прогоняйте детей прочь, если те будут слишком назойливыми. Вы должны понять: если я снова возьму вас с собой в город и вы заболеете… и при этом обнаружится, что я вас перевозил, я потеряю разрешение на работу.

Эрика кивнула. Между тем ей уже по-настоящему стало страшно. Она не знала, что ожидает ее в Батавии.

Несколько часов спустя, уже во второй половине дня, она наконец-то рассмотрела у берега реки Коппенаме первые постройки. Пароно направил свою «старую девочку» прямо к причальному трапу. Едва жители лечебницы заметили судно, как все больше и больше людей стало собираться у берега. Когда судно подплыло ближе, Эрика увидела, что среди них были даже дети и старики.

Как только парусник пришвартовался, из толпы вышел одетый в белое мужчина. Эрика слышала, что эту лечебницу уже несколько лет возглавляет католический священник. Сейчас она почувствовала уважение к нему. Эрика уже давно не считала себя благочестивой дочерью Всевышнего. Слишком много событий, а также собственных поступков заставили ее усомниться в Боге.