на все лето».

По воскресеньям отряд просыпался поздно. Я открыл глаза и

продолжал валяться в кровати, а Леня из домика вышел, как обычно пройтись

по отряду, посмотреть все ли в порядке. Вернулся довольный:

«Студентка только что в отряд вернулась. Все в порядке, слава богу».

«Наш влюбленный ее не встречал?» - поинтересовался я, вернее сделал

попытку слабенького прикола.

«Не видел!» - Леня заулыбался, - «Он, наверное, ночь не спал, сейчас

наверстывает!»

Здесь забамкала железякой повариха, приглашая на завтрак, и я начал

из кровати вылезать. Леонид сразу пошел в столовую, а я чуть позже, после

утреннего омовения.

К столовой народ подходил и уже из нее уходил, и среди завтракавших

я несчастного канавщика не нашел. Зато присутствовала его любовь, и в

таком виде, что сомнений, где и как она провела ночь, ни у кого возникнуть

не могло.

После завтрака, большинство в отряде занялись личными делами –

если, конечно, не было отставаний по работе. Но канавщиков, сознательно

приехавших «зашибить деньгу», эти дела мало интересовали, как и пустое

весь день времяпровождение в духоте палаток. Поэтому, рядом – что бы

можно было дойти пешком – всем задали по канаве, и по воскресеньям

работяги шли к ним помахать лопатой. Так же пешком пораньше

возвращались назад – к обеду. Я это к тому, что отсутствие канавщиков в

палатке-столовой никого не удивило – позавтракали пораньше, как они всегда

делали, и ушли, поработать по прохладе. Но в отряде, как оказалось,

отсутствовал и канавщик влюбленный, который после вечерних страстей и

бессонной ночи идти на канаву вроде бы не должен. А и я, и Леня этот факт

пропустили, не придали ему значение. Зато насторожились через полтора

часа после завтрака, когда к величайшему нашему удивлению в распахнутую

дверь домика вломился запыхавшийся напарник Палыча Роман. А они оба

должны быть в Камазе, и уже километрах в тридцати от отряда!

«Ты чего здесь?» - это Леня с возмущением, удивлением и

недоумением, потому что по договоренности утром парень в отряде не

должен был появиться! А у меня на душе кошки заскреблись. Студентка в

отряд прибежала давно и одна, как и договаривались, и этот парень ее точно

провожал. А сейчас пришел второй раз – значит, что-то случилось. Причем

25

серьезное, и как бы не с Палычем. И как бы молодой канавщик, любовью

прибабаханый и в данный момент в отряде отсутствующий, к этому

серьезному делу не приложил руку.

«Мужики! Машина исчезла! Вместе с Палычем!» - прохрипел Рома, и

шагнув к кровати, в изнеможении на нее рухнул.

«Как исчезла?» - Леня головой помотал, словно отгонял неожиданное

наваждение, - «Сломалась, или еще что?»

«Уехал Палыч! Бросил меня!» - это парень с придыханием, словно вот-

вот у него потекут слезы. А до Лени начало доходить, что дело серьезное, и

он повернулся ко мне:

«Найди шофера, возьми ключи. Скажешь, что свозишь меня в одно

место», - не задерживаясь, я из домика выскочил.

Шофера нашел быстро, обрадовал, что от него нужны всего лишь

ключи, а не самому катать начальника, и вдвоем мы пошли к стоянке машин,

где он должен в своей включить секретный тумблер противоугонного

устройства.

Только включать не пришлось: задние колеса двух отрядных бортовых

Газонов были спущены, а в покрышках сбоку зияли прорези явно

искусственного происхождения.

«…твою………. мать!» - изверг шофер подобающую моменту тираду, -

«Это ж что за гад два колеса изничтожил! А у меня запаска одна! Что теперь

делать?» - про вторую машину, с теми же двумя «изничтоженными»

покрышками даже не упомянул. И продолжил упражняться в ненормативной

лексике, с упоминанием всей возможной родни неизвестного злодея. Мне это

словоблудие быстро надоело:

«Быстро запаску ставь! Мне начальника по серьезному делу везти

нужно!» - еще какому серьезному, если кроме исчезнувшего Камаза и обе

отрядные машины из строя выведены!