Шрифт:
Оттого участь та такая вам всем и дана. Прижизненно скорбеть обо всем. И есть вроде что, да вот ума не имеется.
Но за ним дело не станет. Начну совсем скоро уже я дела свои по Земле вашей ближе и отворю, наконец, врата ада того, что под землей и содержится.
Пусть, сила та очевидная вас всех попестует немного и душу ту, стремную во многом, в чувства именно ее приведет.
Не будет премного горя от того, что часть безумства какого поубавится, ибо оно, прежде всего, погибать начнет, ибо так природой самой и задумано.
Верить сему никого не обязываю. Пусть, каждый сам о себе очевидно позаботится, а еще больше об уме своем, что уже разложился почти под всплесками снадобья разного.
Не спешу сейчас говорить слова про ковчег тот надуманный и сам думаю, что люди разумные поймут почему. Не было и нет на Земле того, чего я не знаю или без ведома моего творилось. Так и с Ноем тем, что как человек людской жил, да, как говорится, с тем именем и почил. Упасся он тогда сам скороверно, что значит, слову моему, в ухо брошенному, поверил и на плот очевидный соскочил как раз вовремя. Часть твари его также убереглась благодаря тому же и потому на дальше все так и выразилось.
Все так тогда и было, и никого, по сути, во времена те ковчеги строить не заставлял. Некого было просто, ибо ум людской скуден был премного и достучаться до него даже на ухо непросто. Такие вот дела те мои древние и воспринимайте слова мои, лично сказанные, как хотите.
Так что нечему оглашаться, как тайне какой-то и незачем по горам каким скакать, яко твари подобно в поисках ковчега того.
Все то ваше устремление жаждущее, а еще жадность всякая людская, что так и хочет вперед ума самого выскочить и дел натворить премного.
Может, и укажу кому на путь тот дорожный, да только мне одному и будет известно зачем. В поисках каких, приземно добытых, я лично руковожу и тайну какую вековую в век допонятия и приподнимаю.
Понимать это уже надобно многим, а то так, на сказу своем ум тот свой и содержите. Думаете, на века составлено, да так совместно с жизнью земной общей все и уйдет.
Ошибаетесь премного и думаете вовсе неверно. Нужно ум изымать свой мысленно и проталкиваться к нему, сквозь года уходя, а не топтаться на месте, петь песни заздравные и думать, яко утварь какая по-старому.
Уж премногие люди какие молебном своим задушевным извели. Все им подавай чудеса разные, да так на блюдечке плодоносном все и преподнеси.
Не для того ум выращиваю, что он только сказаниями-чудесами моими и тем же словом пополнялся. Думать обо всем сами должны. Я же поправлять только буду. Так он ум ваш земной растет и понемногу в силе своей прибавляет.
А, что то за сила такая – я вам всем вскоре покажу. Тогда и убедитесь во многом, что правда сия правдой состоит, а то, что годами сложено во многом просто выдумкой ходит и мнением разным ум людской будоражит.
Кладезя земные вскоре новым составом пополню и в год новый об том дорасскажу. Ожидайте лета, презнойно добытого и саму весну, в гору резко идущую. От разливов берегов спасайтесь и заблаговременно от берегов тех уходите.
То сказ мой такой на весну вашу ближнюю, а на зиму саму пока приберегу. Что то будет – увидите сами. И на день какой полуночный все то и сотворю. Пока же все, люди. До свидания. И не грех мне самому просто сейчас отдохнуть. От дел тех ваших земных, да от иных также, что стоймя стоят воочию и продыху простого не дают. Аминь».
Вот так сказал Бог свое слово и, как всегда, разбираться надо самим.
Мне от того, как говорится, много не приходится, и я работу свою творю, что видно наяву.
Иным же дело иное имеется, и по труду каждому той же природе честь будет воздана.
На том заканчиваю теперь главу эту и перехожу в другую. Тайны, как говорится, не открыл, но и со своим остался.
Так оно и должно быть, и незачем ту тайну из себя или другого изыскивать, если ее воочию нет и не было никогда, а просто так все оно когда-то кем-то, да и придумано.
Так что уж не до того.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ПРАВЕДНОЕ
За глаза, как говорится, одно, а в сами глаза - другое. Так оно по жизни нашей ведется, и края нет тому и конца.
Никак не расстанемся мы с ложью, природой самой привнесенной, и все, как один, бедою тою страдаем. Утешиваемся только тем, что так оно кем-то принято и в обществе благорассудностью называется.