– Вот за это ты мне и нравишься…

Железная хватка стала нежной. Более смуглая рука на молочной коже… Он ласково провел большим пальцем по бьющейся жилке. Она замурлыкала, а потом, рванувшись вперед, жадно припала к его губам. Последовал жаркий поцелуй, завершившийся внезапным болезненным укусом.

– Вот так! – утвердительно выдохнула она в его приоткрытый рот.

Сглотнув, мужчина прошептал:

– Не смей больше спать…

– Не смей указывать… – последовало в ответ.

Кларенс оттолкнул ее от себя и начал спешно одеваться. Когда осталось лишь завязать шейный платок и надеть камзол, он произнес:

– Надеюсь, ты все же одумаешься и перестанешь вытворять черт знает что! – А потом рывком влез в камзол и молча покинул спальню, напоследок громко хлопнув дверью.

Едва его шаги стихли в коридоре, напускная бравада улетучилась. Женщина передернула плечами, словно замерзла, и пошла к окну. По-прежнему не одеваясь, она раздвинула шторы, и в комнату заглянуло уже неяркое по вечеру солнышко. Оглянувшись по сторонам в поисках драгоценности, Вивьен заметила на полу блеснувшие камни, подошла и подняла смятое мужской рукой ожерелье.

– Такую вещь испортил… – равнодушно протянула она, положив искалеченную драгоценность на туалетный столик.

А Хольгрим действительно старый пень. Да к тому же еще потный и жирный, но он так нужен! Как бы она ни желала избавиться от Кларенса, но он пока оставался ей необходим. Все ее дела требовали больших затрат, а деньги, кроме как от него, взять было негде. Хотя нет, конечно, можно попросить у Германа, увеличивая свой долг, а вот этого ей как раз не хотелось больше всего на свете. Лучше уж любовников растрясать, тем более что с маркизом Мейнмором так все хорошо вышло.

Хотя Кларенс не такой уж и неприятный. Как он хорош, когда злится! Особенно в тот самый момент, когда…

Она откинула тягостные размышления о задании и, зажмурившись, довольно потянулась, подняв руки и привстав при этом на цыпочки.

Боже, как же хорошо, когда просто можно жить, не заботясь ни о чем! Когда-нибудь у нее все получится и она станет свободной. Когда-нибудь, но не сейчас…

Женщина опустилась на пол и, подхватив халат с кресла, накинула его на плечи.

Ладно, подумаем, какие карты имеем на руках: Френсис – будущий консорт – ее сводный брат, а она всего лишь сводная сестра – это козырь. А любовник, содержащий ее, – Кларенс – это уже битая карта, потому что его средства на исходе, – все спустил на подарки и развлечения. Да и кредиторы, узнав, что он все-таки стал наследником, активизировались, спеша урвать свой кусок. Значит, Кларенсу даем отбой. Большущий просчет с ее стороны, что своими выходками она закрыла доступ во дворец. А все те дурные гвардейцы! И чего они за ней поперлись? Вели себя как спятившие, потащили ее в королевскую оранжерею… Но ладно, что было, то было, поздно сожалеть.

Однако в скором времени ей удастся компенсировать эту потерю. За ней решил приударить Хольгрим – главный советник его величества по торговым делам. Когда он станет ее любовником, перед ней вновь откроются все двери. Значит, нужно избавляться от Кларенса поскорее.

Недели сменялись неделями, один урожай другим. За жимолостью пошла клубника, но с ней мы разделались быстро. Как я жалела, что в этом мире не существовало морозильных камер! Ведь тогда можно было бы заморозить все это. И если жимолость достаточно обобрать, пересыпать немного сахаром и в контейнере поставить в морозилку, то клубнику можно было взбить миксером с сахаром и в тех же контейнерах… М-м-м! Как же вкусна свежая ягода зимой! От себя могу добавить одно: из всех мороженых ягод жимолость – королева, она нисколечко не теряет во вкусе, как, например, та же смородина, но… Ах, почему же в этом мире не изобрели морозильные камеры?!

Клубнику тоже пришлось пускать на варенье, а еще я решила попробовать поставить домашнее вино. И теперь оно бродило в герметичных емкостях с отводом газов через трубочку, опущенную в крынку с водой.

После клубники подоспела черная и красная смородина. И если урожай красной был так-сяк и я его тоже решила перевести на вино, то от черной аж ветки на кустах гнулись! Пришлось перегонять ее на пятиминутное желированное варенье. Что же может быть проще?!

Все это время, пока шли ягодные заготовки, нас пару раз в неделю, а порой и чаще посещали святой отец и баронет. И если поначалу они приезжали вместе, то уже пару недель как баронет стал наведываться один. Он выдержал все возможные приличия, дабы не скомпрометировать даму, и теперь мог позволить себе являться единолично.

Когда он приезжал, мы с ним просто гуляли по саду, пили чай (баронет преподнес мне приличный запас первосортного чая) или сидели в беседке и говорили о чем-нибудь. Постепенно мы сдружились, и я даже пару раз была в его доме.

Надо сказать, его особняк оказался не чета моему флигелю, где я только наводила порядок. У него дом был в хорошем состоянии, с качественной, неброской отделкой, добротной теплицей и даже небольшой оранжереей, доставшейся ему от прежних владельцев.

Уж не знаю, как относился ко мне Джонатан и чего ждал, показывая мне свои владения (ведь он прекрасно понимал, что женщина может стать маркизой, только состоя в браке), но я сама воспринимала его лишь как хорошего друга. Нет, конечно, он делал осторожные попытки сближения, но, видя мою сдержанность, тут же отступал. Порой, после таких вот ненавязчивых поползновений, я даже корила себя за то, что не уступила…

Нет, а чего ждать-то?! Ни одной близкой души в этом мире, и опереться не на кого. Все сама да сама. Конечно, мои домочадцы поддерживали меня во всем, но решения-то принимала я! А мне так хотелось почувствовать себя женщиной: хрупкой, любимой. Чтобы кто-нибудь обо мне заботился, заслонил от всех трудностей. А Джонатан вполне подходил на эту роль, пусть даже временную.

И хоть что-то внутри меня предостерегало от опрометчивого шага, словно нашептывало «подожди, все еще будет», я, как рассудительное дитя двадцать первого века, жила не чувствами, а разумом, не велениями сердца, а логическими рассуждениями. И сейчас больше, чем быть любимой, мне хотелось, чтобы со мной рядом именно находился сильный мужчина. И такой рядом как раз был.