местную речку Воробьиху. С другой стороны лед - тоже вода. Сосулька весной на

темечко упадет, и считай, умер от воды. Или где паром ошпарит – аналогичная

картина. Да и водка, которую сейчас продают - в сущности, та же вода. Свихнуться

можно от размышлений. Но такие настроения случались эпизодически, и у Леньки

это в принципе не болело. Он также, когда случалось, купался в Воробьихе, парился в

бане и пил не меньше прежнего.

Но как-то под осень Леньку послали на месяц с предприятия в степь. Строить

кошары. Там бригада из его РСУ работала, а Ленька при них шофером вместо

измотанного стремительным поносом от местной воды Полипчука.

Точка была глухая, и даже название какое-то несуразное и басмаческое Базар-

Чулан. Жил там один коренной житель – Кенжебай со своими двумя семьями,

человек добрый, но крайне ограниченный из-за отсутствия телевизора. А больше

никто не жил. Вернее не выживал. Белесая солончаковая степь со змеиными

тропами и перекати поле, скорпионы и зной, от которого не пьется водка. И вот,

посередине этой Невады стояли запыленные бригадные вагончики с кроватями и

носочным запахом внутри. Рядом тянулась электрическая линия из плохо

ошкуренных столбов с обвислыми проводами. В двух вагончиках жили шабашники с

прожженными кирзовыми лицами, в третьем помещалось что-то типа столовой. В

нем ночевала повариха по имени Оксана, единственное, что Леньке понравилось в

этих мрачных, пржевальских местах. Только из-за нее здесь стоило жить и работать.

Это была приятно полная хохлушка с серыми прохладными глазами и сенокосным

загаром, похожая на артистку Гундареву. По утрам, когда Оксана в спортивном

костюме, нагнувшись драила казан, вся бригада, собравшись у крылечка, задумчиво

курила. Каждый молчал о своем. С женщинами здесь было туго, а попросту говоря –

никак. По первой ребята пытались наставить рога местному жителю Кенжебаю, тем

более кто-то пустил глупый слух, будто у ихней нации это самое дело не вдоль, как у

всех женщин, а поперек. Каждому хотелось попробовать. Но незнание языка и

дробовик Кенжебая энтузиазм охлаждали. Да и согласитесь, 50 лет для женщины –

это все же возраст. Хотя не варить же ее. Подъезжали с разными разговорами и к

поварихе, но тщетно – отшивала она резко. К тому же Оксана игнорировала самогон,

а с такими женщинами шабашники общаться не умели. Да и в бригаде подобрались

еще те штукари – воспитание подзаборное, в разговоре цензурные только

предлоги… Так, что их тупые бездарные ухаживания последствий не имели. И на

этом портяночном фоне Ленька в своем джинсовом костюме и с запахом одеколона

«Миф» зазвучал. И еще он привез с собой пару американских детективов, один из

которых Оксана взяла почитать в первый же вечер. А наутро она вышла в нарядной

кофточке и с накрашенными губами. В этот день шабашники курили дольше и

ожесточенней обычного. «Это из-за тебя она так. Выделяет», - сказали мужики

Леньке. Ленька это дело намотал на ус и начал интригу. То дров нарубит, то в

райцентре ей женский журнальчик купит, то транзистор ей на ночь даст… Вечерами

после ужина он начал возить ее на безымянное озерцо купаться. На первое купание с

ними увязались шабашники. На второе тоже ничего не получилось – рядом со

своими баранами кочевал Кенжебай и очень утомил их своими разговорами, тем

более что русским он владел в объеме этикеток. Но в третий раз Ленька не оплошал

и зажал Оксану в кабине. У поварихи оказались мягкие парные губы и неожиданно

девичьей упругости тело. Правда, до главного дело не дошло. «Вечером» – сказала

Оксана.

В этот день шабашники спихнули на сторону пиломатериалы и после работы

шумно пропивали «левые» деньги. Ленька для приличия выпил стакан и стал

незаметно собираться на любовь. Сердце плясало радостную чечетку, и Нинка для

него сейчас находилась чуть ли не на другой планете. Когда по «Маяку» стали

передавать концерт по заявкам, а шабашники отвлеклись разливанием очередной