бормотушечка – душечка, портвейн – молодец. Красивые этикетки, в голове – не

передать, но это – зло. Скажу больше, это – яд. Но понимаешь это только утром,

когда берет за горло похмелье. Вернее не за горло, а за голову. И даешь себе

страшную клятву Гиппократа: «не навреди!» И идешь похмеляться.

Или объявляешь мораторий на все ликероводочное и плодово-ягодное.

Объявляешь сухой закон ( ничего, кроме сухого!) Через три часа чувствуешь, что

погорячился. Еще через три часа неожиданно ловишь себя на том, что выходишь

из магазина с бутылкой в кармане.

Так что бороться с вредными привычками невозможно. Но необходимо. Надо

же хоть чем-то заполнить жизнь.

С ДУМОЙ О ЛЮДЯХ

Однажды я закодировался от водки. По пьянке, конечно, но так уж получилось.

Через три дня встречаю на улице Васю.

– В чем дело? – тревожно спросил Вася. – Почему трезвый? – и нахмурившись,

он потрогал мой лоб.

– Закодировался, - понурился я.

– И сколько уже?

– Третий день, если с четверга считать.

– Дела-а, - протянул Вася. Все так хорошо было, и на тебе - закодировался.

– Кому хорошо? – не понял я.

– Да я так вообще. В философском плане. По Бердяеву. Ты не поймешь, - сказал

Вася и стал прощаться.

Через неделю я выследил свою жену, как она ходила к Васе. Оказалось, что он

давно ее любовник. А когда пил, не замечал. И, вообще, с трезвых глаз

действительность оказалась несколько иной.

Негромкая красота жены, что была до свадьбы, уже окончательно угасла в

складках жира. Но что Вася позарился – непонятно. Дети растут активными

эгоистами и сволочами. На работе – бардак и беспредел, плюс лихоимство

начальства.

Я запоздало поставил жене синяк. Каждый вечер порол детей ремнем. На

досуге, пересилив себя, соблазнил Васину жену, такую же уродину, как и моя.

Вася после этого на что-то обиделся и слег с инфарктом.

Но хуже всего – я стал искать правду на работе. После чего пришлось искать

другую работу. Одним словом, у меня появились претензии. На меня стали

коситься, замелькали слухи, что я изверг, садист и сутяга. И вообще страшный

человек. Медуза Гор гона в брюках. Я стойко терпел это все три месяца и 20 дней,

а потом не выдержал и «развязался» на День космонавтики с одним

инопланетянином. Чтобы всем стало снова хорошо. Я же не эгоист. Думаю о

людях.

ДЕНЬ

Часовая стрелка зацепилась за цифру восемь. «Елки-палки», - обжигаясь чаем,

испугался Клюев. Он торопился, застегнул плащ, схватил с полки обеденные

деньги и побежал на остановку. Жена с тещей еще спали и поэтому настроение с

утра у него было приемлемое.

А на улице шел противный октябрьский дождь. Серые тучи скоксовались

намертво и, несмотря на утро, темнело. «Гениальная осень, пропадания свет.

Отстоялся печали кувшин золотой…» – вспомнил Клюев чьи-то стихи. Но стихи

были явно не про то. Он пониже наклонил голову против ветра, но все равно

было такое ощущение, как будто кто-то плевал в морду. И Клюев сразу вспомнил

жену и ее выходки.

Он завернул за угол и ветер с брызгами ударил изо всей силы. «Черт, зонтик

забыл», - подумал Клюев, но потом вспомнил, что зонта у него отродясь не было.

Дождавшись автобуса, он, в числе прочих, втиснулся в переполненный салон.

– Вздохнули, граждане! – скомандовал нервный кондуктор и добавил: - Вася,

закрывай калитку!

Мотор фыркнул выхлопными газами почему-то в салон, и автобус начал

подробно пересчитывать кочки. Клюева прижало к стеклу. Стекло было

вставлено в очки небритого гражданина. «На тело, погруженное в автобус,

действует выталкивающая сила, равная весу вытесненного пассажира», -

подумал Клюев, стараясь не вдыхать носом – от владельца очков пронзительное

и даже свирепо пахло одеколоном. Причем изо рта. Поручень выгибал спину, на

ботинке больно стояли.

На остановке «Сороковой магазин», используя повелительные наклонения и