Главный говорит:

– Ужин по сценарию они до тебя съели. Значит, ты открываешь шкаф, видишь

любовника и говоришь жене: «Что все это значит, Жужу?» И волокешь

любовника к двери. Понял?

А любовник… Сам как шкаф.

Я говорю:

– Подождите. А любовник роль хорошо выучил?

Он:

– В смысле?

– В смысле, он мне сдачи не даст? А то я раз в прошлом году приезжаю от

шурина…

– Не волнуйся, говорит, сдачи не даст. Он раньше продавцом работал и

привычки такой не имеет, сдачу давать.

Ладно. Начали снимать. Открываю дверь, захожу с чемоданом. Навстречу эта

самая Жужу. Красивая такая, но моей законной уступает. Килограммов

семьдесят. Одета просто и со вкусом. В костюм этой… Нет, не Нины Ричи. А Евы. И

не как у моей все балахоном висит, а приталено все и в обтяг. А сзади такая

выточка… Хотел ее просто поцеловать с дороги, да видать из очень длительной

командировки приехал. Соскучился. Сначала в щечку, потом в губки, а потом… А

она очень страстная оказалась женщина. Сразу кричать начала.

– Маэстро, - кричит, - а кто мне будет эти сверхурочные оплачивать?!

Главный кричит:

– Стоп! Глуши мотор! У нас с этим придурком не порнографический фильм, а

вообще какая-то порнография получается.

А любовник вылез из шкафа и мне по зубам.

– Я, говорит, такого себе даже на кинопробах не позволял.

Вообще выгнали меня и даже спецодежду не дали.

Выпил я с горя, прихожу домой, а в коридоре какой-то мужик. И глаза бесстыжие-

бесстыжие.

Я говорю жене:

– Что все это значит, Жужу? – и как тому мужику дам.

Сильно врезал - у него морда вся на мелкие кусочки.

Оказывается, пока я снимался, жена зеркало купила…

Одним словом, сплошная порнография.

ПРИНЦ

Вот и еще один год прошел. И ничего не сбылось. Встреча с Принцем

откладывается на светлое потом. А про кого думала, что он – Принц, оказался

подлецом с красной строки и большой буквы. Но ухаживал, правда, красиво.

Цветы дарил. Подойдет, бывало к клумбе, руки раскинет и говорит: «Вот,

дорогая, я дарю тебе это море цветов!»

Все на «девятке» приезжал. Ну да, около моего дома «девятый» троллейбус

ходит. Говорил, между прочим, что он солист группы «На-на». Врал, наверно.

Потому что я от него только «дай-дай» и слышала.

– Давай, - говорит однажды, – вместе с тобой деньги на свадьбу копить.

За год накопили. Хорошая свадьба получилась. Меня, правда, не пригласили.

Неудобно, объясняет, и так свадьба на твои деньги, а тебе еще и подарок нести.

Архитектор еще был. Нет, тот цветы не носил. Он очки носил и под их

тяжестью сгибался. Все с какой-то Офелией меня путал. Такой рассеянный, но

ревнивый, ужас. Пристанет иной раз как банный лист с ножом, не люблю ли я,

кроме него, еще какого-то Шекспира? Одно слово, архитектор. Но говорил,

заслушаешься.

– Если архитектура, - говорит, - это застывшая музыка, то наша архитектура –

это застывший нецензурный мат.

А раз он у меня спросил, чего я видела у какого-то там Феллини? А чего я у него

могла видеть там, если он передо мной не раздевался?

Он сразу чего-то к маме засобирался. Сказал, что через два дня вернется. Я

заплакала:

– А если не вернешься?

– Если, - говорит, - не вернусь, то прошу считать меня коммунистом.

С тех пор я коммунистов не люблю.

А потом я с одним черненьким познакомилась. Йогом оказался. Ну, с ним мне

легко было. Сядет, бывало с утра в позу лотоса, так весь день лотосом и просидит.

Даже пахнуть начинает. Польешь его из леечки, вот и весь уход. Все было хорошо,

пока у нас с ним дело до постели не дошло. Я же не знала, что они, йоги эти, на

гвоздях спят и наждачной бумагой укрываются. Раз напильничком прошелся - и

постель готова. Я, конечно, стала использовать предохранительные средства. В

частности гвоздодер. Он меня упрашивает:

– Ну, хоть шурупы можно оставить?