рассказывает. Про армию начал. Как он на учениях на танке… Потом как в

больницу попал. Из того же танка. Как его чуть не посадили. Потом мы с ним

бутылку взяли – калибр увеличили. Пьем, таранькой закусываем. А он все

развивает. Про детей, про больную жену, про корову. Или наоборот, про больную

корову и жену. У меня к тому времени мысли стали путаться от его разговоров. Из

деревни мужик. Простой очень. Или наоборот, очень хитрый. Язык без костей. Хотя

у кого он с костями? И он им мелет и мелет. Чувствую меня уже колотить начинает.

Но делаю вид, что слушаю. Через силу делаю. Наконец бутылка кончилась. И я

первый раз в жизни испытал облегчение от того, что кончилась бутылка. Обычно я

из-за этого ужасно расстраиваюсь и с расстройства напиваюсь. А тут обрадовался

даже. Он мне говорит:

–

Давай еще возьмем. Я тебе про нашу свиноферму расскажу.

А у меня уже головокружения начались. И легкая испарина под мышками.

Чувствую, сейчас в обморок отрублюсь. Сорвусь, чувствую. Или ему морду набью,

или сам с ума сойду. Или все одновременно. Лишь бы он замолчал.

–

Нет, - говорю твердо, - про свиноферму не надо. Я вегетарианец. И

вообще мне пора. Дети некормленые.

Наскоро попрощался и ушел.

Иду, а самого всего трусит. Как будто вагон известки натощак разгрузил. Кто

он, думаю, дурак или какой-нибудь энергетический вампир? Видит, человек

ослабевший, с похмелья и энергию отсасывает.

Остановился я у другого пивного ларька, взял кружку, а самого распирает.

Подошел к какому-то мужику, видать тоже похмеляется. И начал ему

рассказывать эту историю. И во всех деталях.

ОБМЕН

Когда мы выпили уже прилично, он спросил:

–

Слушай, а тебе жена не надоела?

–

Надоела не то слово, - осторожно ответил я.

–

Мне моя тоже, - признался он, думая о чем-то грустном. И вдруг предложил:

–

Слушай, а давай меняться.

–

Как это?

–

Ну как, как… Я тебе свою жену отдаю, а ты мне свою.

–

А твоей сколько лет?

–

Тридцать три

–

Моей примерно столько же. А готовит хорошо?

–

В юности на повара училась.

–

Значит плохо. Моя, кстати, тоже так себе. А когда выпьешь сильно ругается?

–

Да не очень. И на опохмелку дает.

–

Подходит, - сказал я и с замиранием спросил. – А в постели она как?

–

Если честно, есть проблемы, даже к врачу ходили.

–

А что такое?

–

Частенько храпит во сне.

Я расстроился, вечно мне не везет.

–

А твоя ночью как? – тактично спросил он.

–

С моей тоже не слава богу. Пинается, когда спит и одеяло на себя постоянно

стаскивает.

–

А зима не за горами, - прикинул он. – Зимой без одеяла плохо.

–

Твоя моей стоит, - взвесив все, сказал я. – Давай махнем.

Мы уже хотели ударить по рукам, но тут я вспомнил о самом главном.

–

А твоя сколько получает?

–

Сто, - понурился он.

–

А моя сто шестьдесят.

–

Да-а, - завистливо сказал он.

–

Да-а, сочувственно согласился я.

И обмен не состоялся.

КОГДА ПРИРОДА ОТДЫХАЕТ

У Ферульских сын – вундеркинд. На скрипочке играет. Сюиты исполняет и

гаммы. Кроме того – спортсмен. Недавно олимпиаду выиграл, правда, по

математике. В газетах даже было. Одним словом – гордость школы.

Видел я этого белобрысого гения. Ничего особенного. Мой даже упитаннее. Но

на моем природа отдыхает. У природы наш род Мышенковых только для отдыха.

«А-а, говорит природа, - у Мышенкова Егора Ивановича сынок родился. Вот на

нем-то я и отдохну». Природе говорят: «так ты уже на Егоре Ивановиче

отдохнула». А она: «А это ничего. Я и на сыночке тоже отдохну. Устала очень».

И отдыхает, паскуда. А меня, Егора Ивановича, на педсовет. Сынок, говорят у

вас балбес балбесом, даром, что курит и бриться начал. Второгодник, мол, но это