Я постучался, подумав: «Не беда, если окажется, что это не его дом. В крайнем случае спрошу, где он живет».

Спустя несколько минут за воротами послышались шаги и тихий разговор двух людей. Однако на мой стук они не отозвались. Я постучал еще раз.

– Кто там? – послышался женский голос.

– Я учащийся медресе, у меня есть дело к дядюшке Кори.

– Вашего дядюшки Кори нет дома! А что у вас за дело?

– О своем деле я скажу им самим! Когда они будут дома?

– Они приходят очень поздно, иногда остаются у своих знакомых до полуночи, – ответила женщина.

– А если я приду в полночь или даже позже, смогу я их увидеть?

– Нет, нет, – сказал решительно другой голос. – Они никогда не пускают к себе в дом, даже ворот не открывают. И нам наказали, чтобы мы ни днем, ни ночью никого не впускали. Еще вчера они напомнили, чтобы мы не открывали дверей даже знакомым. Поэтому советуем вам не затруднять себя понапрасну и не пытаться застать их дома.

– А кем вы приходитесь дядюшке Кори?

– Мы их жены!

– Может быть, у них есть сын, я бы поговорил, он бы сказал о моем деле отцу, а потом передал бы мне ответ.

– У них нет ни сына, ни дочери, ни слуги! – Это был голос первой женщины.

– Они, как одинокий кипарис, одни-одинешеньки! – ответила другая. Слышно было, что она смеется.

– Ну, хорошо, может, они бывают дома днем, я приду днем! – сказал я.

– Здесь вы их никогда не сможете найти. Они выходят из дому до рассвета, а возвращаются за полночь, – ответила первая женщина.

Так как выяснилось, что я не смогу застать Кори Ишкамбу дома ни в этот день, ни в любой другой, я решил снова пойти по базарным рядам и, встретив его там, подойти, признаться в своей лжи и рассказать об истинном намерении,

Размышляя так, я прошел ряды торговцев кожаными калошами и вышел к круглому купольному пассажу, известному под названием Пассаж Ходжа Мухаммади Паррон. Пройдя через него, я направился вдоль рядов, где торговали табаком и табакерками из тыквочек. Миновав склад кишмиша и урюка, я пересек улицу москательщиков и достиг рядов торговцев чаем.

День уже клонился к вечеру, почти все торговцы закрыли лавки и разошлись по домам; прохожих было мало. Встреться мне сейчас Кори Ишкамба, обстановка для разговора с ним была бы самая подходящая. Но, увы, его не было видно. Когда я подходил к караван-сараю Джаннатмакони, Рахими Канд как раз свертывал свой паласик, собираясь отправляться домой.

Заметив меня, он снова положил паласик на суфу, и, улыбаясь, подозвал меня. Я очень удивился, увидев его улыбающимся, – до сих пор это случилось единственный раз за время нашего знакомства, когда, как я уже рассказывал, он получил плов на пирушке, устроенной учащимися медресе. Обычно лоб у него был нахмурен, выражение лица было таким кислым, будто он отведал уксуса. А сейчас он не только улыбался – даже смеялся тихонько.

– Что вы такое сделали Кори Ишкамбе? – спросил он.

Я подошел к нему.

– Ничего, а что случилось?

Присев на суфу, Рахими Канд сказал:

– Только вы ушли, как он опять появился тут и принялся расспрашивать, что вы за человек. «Учащийся медресе, гиждуванец», – ответил я ему. «Ну, я был прав в своих подозрениях», – и многозначительно кивнул головой. «А в чем вы его подозревали?» – спросил я. Помолчал и говорит: «Многие думают, что у меня есть деньги. Поэтому не раз уже воры и беспутные люди принимались меня выслеживать. А как убедятся, что я не держу дома медного гроша, так теряют ко мне интерес, отстают. Последние два-три дня этот ваш ученик медресе все ходит за мной. Видно, хочет проследить, где я получаю деньги и куда их прячу, а если увидит, что я принес в дом деньги, конечно, изрубит меня на мелкие кусочки и заберет мое добро». «Не такой он человек, напрасно вы его подозреваете!» – возразил я ему. «Может, сам по себе он не плохой человек, – ответил Кори Ишкамба, – да ничего невероятного нет, если земляки сбили его с пути и заставили следить за мной. Во всяком случае, гиждуванцев следует опасаться!».

Помолчав, Рахими Канд добавил:

– Кори Исмат просил меня объяснить вам, как моему знакомому, что денег у него нет и что, если случайно они и попадают ему в руки, он их домой не берет и вообще не держит дома ничего ценного. «Есть, говорит, у меня в доме два одеяла, так они рваные и грязные, как потник из-под ослиного седла».

В заключение Рахими Канд сказал мне наставительно:

– Остерегайтесь этого человека, от него добра не дождетесь, опутает вас да еще оклевещет.

Я объяснил Рахими Канду, зачем я искал Кори Ишкамбу, рассказал о своем намерении попросить у него худжру, описал свои безуспешные попытки в течение нескольких дней поговорить с ним.

– Но раз он способен подозревать честного человека, считать его вором и разбойником, не желаю больше ни видеть его, ни просить у него жилье! Обойдусь и без его худжры, и без знакомства с ним! Как говорит Саади, «вернем его дар ему обратно», – сказал я Рахими Канду и, попрощавшись с ним, отправился по своим делам.

VII

После этого разговора прошло несколько дней. Я не встречал больше Кори Ишкамбу, да и не стремился встретить, выкинув из головы мысль о том, чтобы познакомиться с ним и попросить худжру. Я счел за лучшее держаться от этого человека подальше.