генерального.

– Вы куда? – холодно одернул ее Ириночкин голос, которая не

собиралась ретушировать свое отношение к «наглой бабе» даже ради

корпоративной этики.

– Вы шутите? – так же холодно осведомилась Киреева. – Или так мои

подчиненные пошутили?

– Вас пригласят, – едко проговорила Зверева. – Посидите, пока Иван

Викторович не освободится.

Надя села. А что ей оставалось делать? Села на банкетку у

противоположной стены, закинула ногу за ногу, и принялась изучать Ириночкину

прическу.

Так себе у нее прическа, лоском не блещет. Выезжает за счет мусса и

фена, а форма совершенно безобразная. Видимо, где-нибудь возле дома

стрижется, в эконом-классе. И кондиционер у нее хреновенький, волосы

топорщатся, как пакля на дешевой кукле. О, да у нее седых полно! А что там у

нас с контуром лица?

Надя переместила взгляд на Ираидино правое ухо и скулу, затем на

подбородок, чтобы сделать вывод, насколько четкий у Ираиды овал. Решила,

что не слишком. А вот шея…

Киреева поспешно полезла в карман за очками, водрузила. От

сделанного открытия она даже забыла дышать. Потому что у помощника

генерального директора, нет, генеральный – это в прошлом, у помощника

президента холдинга «Микротрон», у этой вельможной статс-дамы, была

грязная шея!

Зверева вскочила и пронеслась мимо Надежды в директорский кабинет.

– Входите, – несколько более пронзительным тоном, чем обычно,

провозгласила она, выходя обратно и оставляя небольшую щель, в которую

даже Алинка Росомахина не смогла бы протиснуться. Но Надежда и не

собиралась протискиваться, она просто потянула створку на себя, потеснив

плечом и локтем источающую злые миазмы Ириночку, в результате чего та

покачнулась на каблуках и взмахнула рукой, ловя опору.

– Прошу прощения, – сладко улыбнулась ей Надежда и вошла внутрь.

Вошла и остановилась, вглубь продвигаться не стала. Убедилась только,

что дверь закрыта плотно, сдержанно поздоровалась и осталась стоять

напротив длинного, словно подиум, стола совещаний, который на

противоположном своем конце был логически увенчан директорским, пардон,

президентским столом.

Оказывается, главный ее ждал. Он не изображал, что что-то пишет или

изучает некий важный документ. Он просто сидел и смотрел в сторону

открывающейся двери, а теперь пристально смотрел на Надю, отчего она

немного смешалась.

А, ладно. Терять ей теперь нечего, так что можно разрешить себе побыть

собой, то есть спокойной, смелой и независимой.

Лапин жестом указал ей на самый первый от его стола стул, Надя

приблизилась и села.

«Не иначе, повышение», – с сарказмом подумала она, красиво размещая

локоток на краешке столешницы и тщательно контролируя поворот головы и

осанку, одновременно с этим исподволь разглядывая руководство. На таком

близком расстоянии ей это делать пока не приходилось.

Их президент был грузен и сутул. Хотя, возможно, его так не красил

мешковатый костюм, серый в мелкую елочку, и неизбежная белая рубашка с

невыразительным галстуком. Прямые темно-русые волосы президента уже

сильно поредели и образовали две симметричнее залысины, а усы «подковкой»

под крупным хрящеватым носом по непонятной причине придавали всему

облику какую-то унылую измятость. Или неряшливость? Да нет, шея-то у него

чистая.

«Однако не орел», – вынесла свой приговор Киреева, и тут до нее,

наконец, дошло, что президент все это время излагал, по какому делу ее сюда

пригласил, а вернее, вызвал.

– Простите, – осторожно проговорила она, – я правильно вас поняла? Вы

обратились ко мне, чтобы я сделала вид, что я ваша невеста? Я

переспрашиваю не потому, что плохо слышу или неважно соображаю. Но ваше

предложение настолько странно, что мне нужно убедиться в отсутствии

недопонимания.

Она смотрела на хозяина всего, что тут вокруг, внимательно и без

малейшего удивления на лице. И как бы даже проникновенно. Без тени издевки.