По гулким лесным палатам,

Окрашенным в цвет заката,

Тревожа речную просинь,

Гуляет старушка-осень.

Хозяйкой гуляет осень.

Устав от жары и света

Неугомонного лета,

Земля о прохладе просит

Эту добрячку осень

И молит дождю пролиться

На утомленные руки.

О новой долгой разлуке

Кричат, печалятся птицы.

– Красивая песня, – произнес уважительно Лапин, когда Надежда

закончила петь.

Он знал, что женщин надо хвалить. Тогда они делаются добрее и мягче.

– А как она называется? – выдал он еще одну порцию лести, придав ей

вид заинтересованности. К ним следует проявлять интерес, это он тоже знал.

Только почему он сейчас этим озаботился?

Надежда пожала плечами и легкомысленно произнесла:

– Не знаю. Просто песня. Слышала когда-то где-то, а как называется, не

знаю. Она заунывная, я ее для разогрева спела. Сейчас мы…

Она подкрутила колки и ударила по струнам. Толпа после первых

задорных аккордов вокруг нее загустела, и Надя выкрикнула, кинув

насмешливый взгляд на Лапина:

— Хау ду ю ду, май Мурка!

Народ развеселился, и к ее голосу присоединились другие голоса,

задорно выкрикивая слова англоязычной «Мурки»:

— Хау ду ю ду, май дарлинг!

Хау ду ю ду, май дарлинг энд гудбай!

Ю зашухерила олл ауэ малина

Энд ит из зе ризон ю шуд дай!

Лапин, поморщившись, отвернулся. Он был эстет. Она его разочаровала.

Потом музыкальный центр, наконец, наладили, и начались танцы. Надя

осталась сидеть за столом с Алиной, которая танцевать категорически не

желала, а Катюха с Леркой бросились зажигать в середину импровизированного

танц-пола, решив не отставать от юных сборщиц. Надя, спрятавшись за стакан

с апельсиновым соком, бросала взгляды по сторонам. Настроение отчего-то

упало. Ей было кисло. Грустно, кисло, хотелось поскорее домой.

Лапин достоинство не ронял и в диких танцах не участвовал, а общался с

ровней – Димкой Никиным, их директором по науке, с финансовым директором

Исаевым, с Павленко Константином, главным кадровиком. Хотя кто ему тут

ровня?..

Однако от цепкого взгляда Надежды не укрылось, с каким новым

интересом посматривали на него бабы. Это новость. Хотя, что тут странного?

Череп, покрытый короткой щетиной, здорово его преобразил. Он стал

выглядеть… «Ну, как? Как он стал выглядеть-то? – с раздражением подумала

Надежда.

А так. Он перестал выглядеть бесполым и злобным роботом-андроидом,

вот в чем дело. Он остался таким же надменным и сухим, каким был до сих пор,

но теперь его высокомерие и холодность вкупе с суровой самцовостью стали

притягивать местных барышень и дам, как миска с медом на городской кухне

притягивает тучи жужжащих дрозофил. Киреева злилась.

А потом, когда из колонок полилась томная мелодия «Отель

Калифорния», и раздухарившиеся мужики решились пригласить в медленный

танец порозовевших женщин, «пролетарская девушка» Любка Филина,

непонятно как оказавшаяся за столом напротив Лапина, противно гундося,

кокетливо произнесла:

– Иван Викторович, а вы почему не танцуете?

И он, слегка растянув губы в небрежной улыбке Бонда, повел ее на

расчищенный от столов и стульев пятачок, обхватив сильной ладонью за талию.

Надя это видела.

Потом танец закончился, а она все сидела и решала, не пригласить ли

Ивана и ей тоже, и все не могла решиться, и дождалась, что его пригласила

Ириночка-референт. А вслед за Ириночкой уже он сам пригласил на медленный

танец Наташку Сидякину. Он их обнимал за плечи и талию и что-то говорил на

ушко, а они опускали глазки долу, а потом жеманно хихикали. Причем, Надежда

была уверена, что говорил он им о прогнозе погоды или об утренних пробках на

Большом Каменном мосту. А с Ириночкой так вообще обсуждал распорядок дел

на послезавтра.

Но ей хватило. И надоело. Поэтому она не отказала Петрасу Берзину,

когда он широко прошагал через весь зал и пригласил ее на танец. Они неплохо

исполнили фигуры танго, а потом закружились в вальсе. Эти танцы вообще

редко кто сейчас мог танцевать, сальсу какую-нибудь экзотическую еще может