– Мама, вот твой сок, - мальчик вышел из магазинчика на перекрестке, держа в руках пакет "Яффы".
– Слушай, продавец точно по тебе сохнет, только увидел тебя в окно, тут же достал твой любимый сок из холодильника... Мама?

– Да, да, спасибо, - Кристель потянулась, чтобы взять у него пакет.

– Не надо, я сам. Мам, что ты?

Мальчик увидел рослого пожилого мужчину у студии и предположил, что маму напугал этот старик. Или она его знает и ей неприятно его видеть.

Сын шагнул вперед, словно намереваясь загородить собой мать, настороженно глядя на мужчину в черном. Это напомнило Куолену тот день на плато. Да, видимо, он на самом деле не знает, что такое настоящая любовь...

– Все в порядке, - тихо сказала Кристель, положив руку на плечо мальчика.

Куолен вышел из оцепенения. Передернув плечами, как от холода, он сказал охрипшим голосом:

– М-м... Извините. Я, кажется, обознался.

Быстро развернувшись, он зашагал к джипу. На полпути мужчина обернулся и повторил:

– Я обознался! Извините!
– "Прости", - одними губами добавил он, надеясь, что Кристель не забыла "маяки". По ее лицу Эрик понял: не забыла.

У женщины дрогнули губы, и она кивнула. Когда Куолен выезжал на проспект, Кристель и мальчик все еще стояли у магазинчика.

– Мама, что с тобой?
– спросил Максим.
– Почему он так на тебя пялился?

– Он обознался, - Кристель проводила взглядом черный "патрол", едва заметный в конце улицы.
– Ты же слышал, он извинился. Пойдем домой?

– Ладно, - мальчик перехватил пакеты одной рукой, чтобы поддержать мать под локоть.
– Пошли.

Вечером Кристель отправила письмо Хелу:

"... и таким образом вышло, что я должна буду кое-что рассказать Максу. Далеко не все, конечно, но на часть вопросов отвечу. Следую твоим советам, держусь и не скисаю, что бы ни происходило...".