— Главкомверх вызвал к себе командующего Северным фронтом, но Черемисов сказался больным. Хитрит, не знает, кому служить...

У одной из дверей Войтинский остановился:

— Пришли.

Краснов глянул на обшарпанную дверь.

— Здесь?

Войтинский кивнул, открыл дверь. Керенский стоял у затемнённого окна. Повернулся круто. Да, это был он.

Краснов впервые встречался с этим человеком, но Часто видел его портреты в газетах. Петру Николаевичу всегда претила самоуверенность Керенского, его игра в Наполеона. Человек сугубо гражданский брался управлять военным ведомством. Ничего не понимая в тошном искусстве, он решил, что может осуществлять верховное командование. Дилетант без знания стратегии и тактики, адвокат и краснобай, поставивший Россию перед катастрофой.

Керенский быстро шагнул навстречу.

— Где ваш корпус, генерал? Я надеялся встретить его в Луге.

Краснов смотрел в чуть заросшее щетиной лицо с опухшими, воспалёнными глазами. Одет во френч и галифе, с резкими манерами, с привычкой повелевать.

Генерал доложил: части разбросаны, и их надо собирать, а двигаться на Петроград малыми силами — это безумие.

Керенский прервал Краснова:

— Вы говорите непродуманно. Ваша армия пойдёт за мной. Я поведу её против этих негодяев, за мной пойдут все. В Петрограде никто большевикам не сочувствует. Здесь присутствует Барановский, — Керенский кивнул на сидевшего за столом генерала. — Скажите, что вам требуется, чтобы немедленно собрать корпус?

Краснов сказал, где какие части находятся, что необходимо сделать.

Барановский записал, отложил карандаш.

— Вы получите все ваши части, а также Уссурийскую дивизию. Кроме того, вам будут приданы 37-я пехотная дивизия, 1-я кавалерийская и весь 16-й армейский корпус...

Керенский перебил Барановского:

— Вы довольны, генерал?

Краснов, не веря в реальность того, что слышал, ответил:

— Да. Если все эти части соберутся вместе, Петроград будет освобождён от большевистской заразы.

— Не сомневайтесь. Считайте: все эти части уже под вашим командованием.

Это было сказано с такой уверенностью, что Краснов заколебался.

Но невольно напрашивалась простая мысль: если бы армия была за Керенского, разве бежал бы он из Петрограда, отсиживался бы в Пскове? Разве кто-то посмел бы задерживать войска в Острове?

Краснов высказал свои сомнения. Бывший главнокомандующий выразил удивление: он был уверен в обратном. Керенский считал, что названные генералом Барановским части по-прежнему верны Временному правительству.

Увидев, что Краснов собрался уходить, Керенский спросил:

— Вы куда, генерал?

Краснов удивился:

— В Остров, ваше превосходительство. Я обязан закрепить за собой Гатчину.

— Я еду с вами.

Керенский велел подать автомобиль.

— Скажите, когда мы прибудем в Остров?

— Думаю, через час с четвертью.

— В Острове соберите к одиннадцати часам дивизионные и другие комитеты, я хочу поговорить с ними.

Пётр Николаевич поморщился, однако не стал возражать. Ведь верила же Керенскому Россия, овациями принимала. А вдруг ему сейчас поверят солдаты?

Когда автомобили выехали из Пскова, город ещё спал.

До Острова Савостин с Шандыбой добрались засветило. Под сильными руками Матвея маленькая ручная дрезина бежала резво.

— Ты только, братишка, о знакомстве с матросами своим казачкам помалкивай. Но знай, им на Питер идти не резон. Всё одно — остановим. Весь флот двинем. И вообще казакам с Керенским не по дороге...

Дрезина миновала будку обходчика, проехала ещё версту и остановилась. Савостин закурил, попыхивая махоркой, сказал:

— Теперь ещё раз слушай. Ты, Иван, пойдёшь вдоль эшелона в одну сторону, я в другую. Но не сейчас, а как стемнеет.

Смеркалось быстро. Матвей отбросил очередную самокрутку и сплюнул.

— Ну, Иван, пора...

Ночь была глухая, морозная, над станцией нависли низкие тучи. Небо грозило первым снежком. Шандыба не спеша брёл вдоль эшелона. Двери вагонов были полураспахнуты, и в тусклом свете фонарей Иван видел дремлющих дневальных.

Кони фыркали, перебирали копытами. Шандыба вспомнил Воронка. Отвели ли его на Дон, к отцу?

В вагонах стоял густой запах мочевины, он перемешивался с запахом сена, седельной кожи и сбруи. Всё до боли знакомое.

У одного из вагонов Иван остановился, прислушался. Хотел понять, о чём казаки переговариваются. Однако ничего не разобрал.

Один из проходивших мимо казаков взглянул на Шандыбу.

— Ну-ка, посвети, браток, — раздался хриплый голос.

Ивана осветили фонарём. Рванулся Шандыба, но крепкие руки удержали.

— Да ты, кажется, ещё и сопротивляешься? Ну-ка, давай в вагон, там разберёмся.