Шрифт:
‹1946›
СОЛНЦЕ
Солнце разлито поровну, Вернее, по справедливости, Вернее, по стольку разлито, Кто сколько способен взять: В травинку и прутик — поменьше, В большое дерево — больше, В огромное дерево — много. Спит, затаившись до времени: смотришь, а не видать. Голыми руками можно его потрогать, Не боясь слепоты и ожога. Солнце умеет работать. Солнце умеет спать. Но в темные зимние ночи, Когда не только что солнца — Звезды не найдешь во Вселенной И кажется, нет управы На лютый холод и мрак, Веселое летнее солнце выскакивает из полена И поднимает немедленно Трепещущий огненный флаг! Солнце разлито поровну, Вернее, по справедливости, Вернее, по стольку разлито, Кто сколько способен взять. В одного человека — поменьше, В другого — гораздо больше, А в некоторых — очень много. Спит, затаившись до времени. Можно руку смело пожать Этим людям, Не надевая брезентовые рукавицы, Не ощутив на ладони ожога (Женщины их даже целуют, В общем-то не обжигая губ). А они прощаются с женщинами и уходят своей дорогой. Но в минуты, Когда не только что солнца — Звезды не найдешь вокруг, Когда людям в потемках становится страшно и зябко, Вдруг появляется свет. Вдруг появляется пламя, разгорается постепенно, но ярко. Люди глядят, приближаются, Сходятся, улыбаются, Руке подавая руку, Приветом встречая привет. Солнце спрятано в каждом! Надо лишь вовремя вспыхнуть, Не боясь, что окажется мало Вселенского в сердце огня. Я видел, как от травинки Загорелась соседняя ветка, А от этой ветки — другая, А потом принималось дерево, А потом занималось зарево И было светлее дня! В тебе есть капелька солнца (допустим, что ты травинка). Отдай ее, вспыхни весело, Дерево пламенем тронь. Быть может, оно загорится (хоть ты не увидишь этого, Поскольку отдашь свою капельку, Золотую свою огневинку). Все умирает в мире. Все на земле сгорает. Все превращается в пепел. Бессмертен только огонь! ‹1960›
ЯСТРЕБ
Я вне закона, ястреб гордый, Вверху кружу. На ваши поднятые морды Я вниз гляжу. Я вне закона, ястреб сизый, Вверху парю. Вам, на меня глядящим снизу, Я говорю: — Меня поставив вне закона, Вы не учли: Сильнее вашего закона Закон Земли. Закон Земли, закон Природы, Закон Весов. Орлу и щуке пойте оды, Прославьте сов! Хвалите рысь и росомаху, Хорей, волков… А вы нас всех, единым махом, — В состав врагов, Несущих смерть, забывших жалость. Творящих зло… Но разве легкое досталось Нам ремесло? Зачем бы льву скакать в погоне, И грызть, и бить? Траву и листья есть спокойней, Чем лань ловить. Стальные когти хищной птицы И нос крючком, Чтоб манной кашкой мне кормиться И молочком? Чтобы клевать зерно с панели, Как голубям? Иль для иной какой-то цели, Не ясной вам? Так что же, бейте, где придется, Вы нас, ловцов, Все против вас же обернется, В конце концов! Для рыб, для птиц любой породы, Для всех зверей, Не наш закон — Закон Природы, Увы, мудрей! Так говорю вам, ястреб-птица, Вверху кружа. И кровь растерзанной синицы Во мне свежа. НИКОЛАЙ СТАРШИНОВ{134}
(Род. в 1924 г.)
* * *
Ракет зеленые огни По бледным лицам полоснули. Пониже голову пригни И, как шальной, не лезь под пули. Приказ: «Вперед!» Команда: «Встать!» Опять товарища бужу я. А кто-то звал родную мать, А кто-то вспоминал — чужую. Когда, нарушив забытье, Орудия заголосили, Никто не крикнул: «За Россию!..» А шли и гибли За нее. ‹1944›
* * *
Солдаты мы. И это наша слава, Погибших и вернувшихся назад. Мы сами рассказать должны по праву О нашем поколении солдат. О том, что было, — откровенно, честно… А вот один литературный туз Твердит, что совершенно неуместно В стихах моих проскальзывает грусть. Он это говорит и пальцем тычет, И, хлопая, как друга, по плечу, Меня он обвиняет в безразличье К делам моей страны… А я молчу. Нотации и чтение морали Я сам люблю. Мели себе, мели… А нам судьбу России доверяли, И кажется, что мы не подвели. ‹1945›
* * *
Зловещим заревом объятый, Грохочет дымный небосвод. Мои товарищи — солдаты Идут вперед За взводом взвод. Идут, подтянуты и строги, Идут, скупые на слова. А по обочинам дороги Шумит листва, Шуршит трава. И от ромашек-тонконожек Мы оторвать не в силах глаз. Для нас, Для нас они, быть может, Цветут сейчас В последний раз. И вдруг (неведомо откуда Попав сюда, зачем и как) В грязи дорожной — просто чудо! — Пятак. Из желтоватого металла, Он, как сказанья чешуя, Горит, И только обметало Зеленой окисью края. А вот — рубли в траве примятой! А вот еще… И вот, и вот… Мои товарищи — солдаты Идут вперед За взводом взвод. Все жарче вспышки полыхают. Все тяжелее пушки бьют… Здесь ничего не покупают И ничего не продают. ‹1945›
* * *
И вот в свои семнадцать лет Я стал в солдатский строй… У всех шинелей серый цвет, У всех — один покрой. У всех товарищей-солдат И в роте и в полку — Противогаз, да автомат, Да фляга на боку. Я думал, что не устою, Что не перенесу, Что затеряюсь я в строю, Как дерево в лесу. Льют бесконечные дожди, И вся земля — в грязи, А ты, солдат, вставай, иди, На животе ползи. Иди в жару, иди в пургу. Ну что — не по плечу?… Здесь нету слова «не могу», А пуще — «не хочу». Мети, метель, мороз, морозь, Дуй, ветер, как назло, — Солдатам холодно поврозь, А сообща — тепло. И я иду, и я пою, И пулемет несу, И чувствую себя в строю, Как дерево в лесу. ‹1946›
Я БЫЛ КОГДА-ТО РОТНЫМ ЗАПЕВАЛО Й…
Я был когда-то ротным запевалой, В давным-давно прошедшие года… Вот мы с учений топаем, бывало, А с неба хлещет ведрами вода. И нет конца раздрызганной дороге. Густую глину месят сапоги. И кажется — свинцом налиты ноги, Отяжелели руки и мозги. А что поделать? — Обратишься к другу, Но он твердит одно: — Не отставай!.. — И вдруг наш старшина на всю округу Как гаркнет: — Эй, Старшинов, запевай! А у меня ни голоса, ни слуха И нет и не бывало никогда. Но я упрямо собираюсь с духом, Пою… А голос слаб мой, вот беда! Но тишина за мною раскололась От хриплых баритонов и басов. О, как могуч и как красив мой голос, Помноженный на сотню голосов! И пусть еще не скоро до привала, Но легче нам шагается в строю… Я был когда-то ротным запевалой, Да и теперь я изредка пою. ‹1957›
ПОЮ ЛЮБОВЬ
Ты и неласковой была, Не только по головке гладила, — И леденила ты и жгла, И беспощадно лихорадила. Но ты была окном в зарю, Ты крыльям помогала вырасти. И я тебя благодарю За милости и за немилости. Была беспечна и вольна. А где ж теперь былая вольница? Стоишь, тиха и смущена, Как провинившаяся школьница. Но эту робость ты откинь, Пусть радость в душу мне запросится, Ты распахни такую синь, Чтоб в небо захотел я броситься. Ты иволгой свищи в лесу И таволгой опушки выбели… Я все равно тебя спасу, Не допущу твоей погибели. Пусть вновь, ворвавшись в жизнь мою, Ты на меня обрушишь бедствия, Я все равно тебя пою, Пою тебя, любовь, приветствуя. Кто мы? Друзья или враги?… Великодушна и безжалостна, Ты лучше душу мне сожги, Но не оставь меня, пожалуйста!