Шрифт:
Наша мама тоже ездила в Арск – вернулась полуживая с мешком картошки. Ехала на подножке поезда и отморозила руки.
С первых шагов отец проявил себя требовательным директором и прекрасным организатором, энергия била у него через край, ее хватало не только на школу.
Из его воспоминаний:
Было еще дело, отнимающее добрую половину суток. Я руководил агитколлективом завода, являлся, как тогда именовалась сия должность, “неосвобожденным культпропом парткома”. И, хотя за плечами по этой части имелся некоторый опыт еще с комсомольских лет, он не шел ни в какое сравнение с требованиями военного времени, с масштабами предприятия. Я часто бывал в цехах, выступал на собраниях и митингах, проводил инструктаж и для агитаторов, руководил стенной печатью и наглядной агитацией, всех дел не сочтешь.
Обладая несомненным ораторским даром и эрудицией, он очень часто делал доклады в клубе для аудитории заводского поселка. У него было всегда острое чувство истории. “История – не только то, что было, но и то, что есть!” – говорил он. Вот, например, тезисы доклада “о текущем моменте”, сделанного 22 сентября 1941 года:
Была у Германии ставка на молниеносность войны.
Господа считали – для Москвы – макс. 14 дней.
9 сентября – Тимошенко арестован, армии Буденного и Ворошилова окружены.
Прежде блицкриг в Европе имел успех.
Гитлер на Восточном фронте с секундомером в руке.
Личный астролог Гитлера (есть и такая должность!).
Важнейшая задача момента – осознать силу опасности.
А вот запись от мая 1942 года:
1. Переживаемый момент – узловой поворот истории.
2. Провал планов Гитлера – наше контрнаступление, гениальный выбор момента для этого.
3. Вспомним мировую войну 1914–18 гг.
4. Гитлер переходит к позиционной войне.
5. Вся Западная Европа была завоевана за 151 день.
В начале войны отец с мамой были полны оптимизма: война скоро закончится. В тезисах к докладу 7 апреля 1943 года видно, насколько ожидания изменились:
Война будет еще длительной. Будут еще меняться периоды наступления, затишья, обороны. Но общая тенденция войны ясна – линия фронта постепенно, но неуклонно отходит на Запад. Геббельс с полным основанием мог недавно заявить, что война приближается к воротам Германии. Фашистская Германия и ее союзники будут неминуемо разбиты.
Весной 1943 года в Казани появились признаки тифа. Отец выступает перед неработающими женщинами Дербышек:
Товарищи домохозяйки!
Женщины и девушки нашего поселка!
Трудные и грозные времена переживает наша Родина.
Каждый день советский патриот спрашивает себя:
– А что еще могу я сделать для моей страны?
И каждый день находятся все новые и новые дела, требующие нашего труда и нашего внимания.
Сегодня таким неотложным делом является наведение чистоты и порядка в наших домах и на наших улицах.
Домашняя хозяйка! Женщина! Девушка! Ты хочешь помочь Родине?
Наведи чистоту в своем жилье, прибери около своего дома. Это будет драгоценной помощью: ибо грязь – это эпидемические болезни, вынужденные прогулы, это остановка станка.
Вооружимся лопатами и метлами, выйдем в поход на уничтожение грязи. Пусть наши комнаты и квартиры, весь поселок засверкают чистотой и опрятностью.
Но основное время и энергия отдавались школе, которая постепенно становилась местом, где дети могли “оттаять” от всего навалившегося на них.
Эди Строганова вспоминает:
Если бы не было Михаила Борисовича, то не было бы такой школы…
Мама и отчим с утра до ночи на работе. А мы живем в школе, любимом нашем “мактебе” (“школа” по-татарски. – Ред.). Домой приходим лишь есть да спать. Школа – наш второй дом, вернее, главный дом.
Все наши интересы, вся наша жизнь здесь. В школе мы окружены теплом и заботой. Здесь интересно, увлекательно. Днем занятия, пионерские, а потом и комсомольские дела, а во второй половине дня – поем и танцуем, декламируем, рисуем и пишем стихи.
Из воспоминаний Лени Портера:
…Школа была эпицентром всей жизни поселка, мы, ее учащиеся, постоянно были чем-то заняты, свободного времени было очень-очень мало, так как на каждом из нас лежали еще и домашние обязанности. Школа жила событиями и заботами страны. Мы все по-взрослому следили за положением военных действий, обязательно слушали последние известия, отмечали на картах передвижение наших войск красными флажками, шили незамысловатые кисеты, вышивали узоры на них. Кисеты и поделки-сувениры отправляли на фронт посылками, собирали лекарственные травы, помогали в уборке картофеля в деревне Киндери.
Отец, помимо директорства, преподавал физику. Делал он это очень ответственно и увлеченно, как и все в жизни.
Спустя годы он напишет:
Мое неравнодушие к физике объясняется деталью биографии.
После рабфака сдал документы на филологический: подтолкнула давняя склонность водить перышком по чистому листу. Осилил все пять экзаменов, был уже зачислен и… в последний момент сбежал на физический факультет.
С чего такое сальто?
Литературу я всегда любил, но посчитал, что гуманитарные бастионы можно одолеть и помимо вузовских стен. Книг – горы, читай – думай. Что до физики – знал я ее плохо, но смутно догадывался: мое. Вероятно, подтолкнула и заводская выучка: руки в физике – не последняя спица.
Да, физика – это не только грамотный инженер или дельный врач. Это и духовная ширь, горизонты.
Его уроки были интересны, но требовательность к ученикам у него была чрезвычайная. Неуютно себя чувствовал не только тот, кто не знал материал, но и тот, для кого литература и история были предпочтительнее точных наук.
Из воспоминаний Нелли Ершиной:
Почему-то первым в классе вижу Михаила Борисовича Ценципера, грозного директора и нашего преподавателя физики. Высокий, светлый, всегда спокойный; объясняет материал и очень старается всех увлечь своим предметом, старается всех заставить работать именно на уроке. Наиболее толковые ребята вскакивают с мест, впопад и невпопад отвечают, а я переживаю, потому что быстро соображать не могу, и еще потому, что физику не люблю, считаю, что это не мой предмет.