– Рейнмен? — спросила Синдия, чувствуя, что страх сменяется азартом. — Михаил Олегович?

Рейнмен молча покачал головой.

– Ты же Михаил! — настаивала Синдия. — Верно?

– Ты ошибаешься.

Она знала этот голос. Но не могла вспомнить, чей он…

– Ты ничего не знаешь! — воскликнул человек в маске. — Если бы ты только узнала…

– Я всё знаю! И понимаю тебя. Но ты выбрал не тот путь, Михаил!

– Я НЕ МИХАИЛ!!!

– Это легко проверить! — Синдия подбежала к убийце, схватила за край маски, дёрнула…

Раздался истошный мяв. Исчезла лестничная площадка. Исчезла фигура человека в маске. А Синдия обнаружила себя сидящей на своей постели, а вместо маски Рейнмена её пальцы схватили ухо Джеймса, а бедный кот вопит благим матом от боли.

– Джеймс, бедненький, извини! — Синдия осторожно, как бы извиняясь, погладила кота по голове; кот потёрся о ладонь хозяйки, давая понять, что не сердится. — Сон такой приснился…

Джеймс вынырнул из-под её руки и прищурился с таким видом, словно говорил: «Знаю я о твоих снах и мог бы кое-что тебе подсказать, да вот говорить по-вашему не умею!»

– Странный какой-то сон, и уже не впервые, — рассуждала вслух Синдия. — то Валерий, то дедушка Джеймс. И что значат его слова, что я ближе всех к Рейнмену? Хоть к гадалке обращайся.

– Мяу! — ответил кот, и его восклицание можно было понять так: «А ты и сама разберёшься!»

– Раз мяу, то попробую разобраться со своими снами сама, — Синдия посмотрела на часы: половина восьмого. Какое счастье, что сегодня суббота, и можно ещё часик поспать, если больше ничего необычного не привидится.

Синдия осторожно перекатила Джеймса со своего живота на простыню, перевернулась на бок и закрыла глаза. В спальне стояла тишина, рядом уютно мурлыкал Джеймс, постель была приятно тёплой и мягкой, и Синдия довольно быстро заснула снова.

Глава 28.

НА ИЗУМРУДНОМ ПЛЯЖЕ

– И представь себе, мне приснилось, что я вернулась в 1988 год, отправилась в Батуми и встретилась на пляже с Валерием. Но мы оба не стали на 15 лет моложе. Мы как будто пришли из своего настоящего 2003 года. И мы говорили о моём расследовании, которого 15 лет назад и в заводе не было.

– В заводе, может, и было, — пробормотал Павел, отжимаясь от пола.

– Уже двести пятнадцать раз, — напомнила ему Синдия. — ты хотел отжаться всего двести… Возможно ты прав, такого рода преступления имеют чаще всего давнюю предысторию.

Они разговаривали в спортзале в квартире Павла, полном самых разнообразных спортивных снарядов и тренажёров. Половину субботнего дня Павел решил посвятить тренировке. Закончив отжимания, он вскочил на огромный сверкающий футуристического вида велотренажёр, задал максимальную нагрузку и заработал ногами так, что у Синдии зарябило в глазах.

Павел тренировался в одних шёлковых шортах, и его лицо, шея и голый торс уже блестели так, будто были смазаны маслом, но дыхание оставалось ровным, размеренным, и в лице не было ни малейших признаков усталости. Видно было, что для Павла нагрузки, запредельные для 99 человек из 100 уже не составляют труда.

– Сны тем и отличаются от реала, что в них стираются все границы, — задумчиво сказал Павел, как будто сидел в удобном кресле со стаканом лимонада, а не крутил педали со скоростью 150 километров в час. — Во сне мы проживаем как бы другую жизнь или несколько жизней, находящихся вне логических законов реального мира. Мне жалко людей, которые не видят снов, их сознание мертво или онемело, а именно сознание делает человека яркой неординарной личностью.

Он брезгливо скривил губы:

– Говоря о сновидениях, я не имею в виду зелёных чёртиков, которые приходят после третьей бутылки. У тех, кто видит такие сны, сознание от водки выгорело или агонизирует, а мозги с соплями вытекли. Убогие существа. И кто решил, что человек — это каждый, кто ходит на двух ногах и умеет разговаривать, иногда вставляя нормальные слова?

– Человек, это звучит гордо, — процитировала классика Синдия.

– Человек, верно. А существо, которое пропило или прокололо все мозги, спит на газоне или грабит прохожих — не человек.