Но никто словно не слышал моих просьб. Это было их дело, они были хо-зяевами этого места, и им решать, как со мной поступить.

– Тебе слово не давали, - это сержант, сука. – Ну че, в обезьянник его? – это он уже к тому, что за постом сидел.

– Да погоди ты, - отозвался офицер и смерил меня взглядом.

– Ну-ка малой, - сказал он мне, - встань на одну ногу и глаза закрой.

Он привстал. Он точно был толстым, но немного не таким, как я себе его представил изначально. Это было скорей возрастное, чем просто жир, полу-ченный от безделья.

– Теперь пальцем указательным до носа дотронись.

Ну вот, уже издеваться начали, ублюдки.

Сделал.

– Так, присядь теперь десяток раз.

– А на ногу можно встать? – спрашиваю.

– Ты что, тупой? Сказали – делай… - это опять сука-сержант.

– Конечно, встань, - перебил его постовой.

Присел я десять раз. Хоть и пот меня холодный бить начал, и слабость по всему телу шла, я готов был и сто, и двести, и тысячу, и миллион раз присесть, лишь бы отпустили.

– Так имя, фамилию, отчество назови, адрес твой, - говорит усатый.

Назвал. Он полез в компьютер и что-то там набил, наверное, базу данных проверял, затем покачал головой.

– Ну что, Андрей, свободен, - говорит мужик, и постукивать ручкой по столу принялся.

Ну, ни фига себе, мент попался, думаю. И, не помня себя от счастья, со-бирался было уйти, но толстяк вдруг мне вслед говорит:

– Куда пошёл? Дата рождения какая?

Я назвал.

– Угу, - закачал он головой, смотря в монитор компьютера, - свободен. Погоди, стой, протокол подпиши.

– Я сначала прочитаю. Можно? – говорю. Хрен знает, что они там напи-сали.

– Читай, - вздохнул толстяк, и, просунув бумагу в окошечко, вытер вспо-тевшее лицо.
– Только побыстрее.

Прочитал. Ни хрена из-за почерка не понял, но пререкаться было не с ру-ки. Подписал.

– Ну все? Я свободен? – говорю, протиснув протокол в окошечко.

– Пока свободен, - пробурчал сука-сержант.

От радости хотел про кубок спросить. Кубок там стоял на постаменте. За что он? Да не стал, еще чего и вправду подумают - укуренный. Его отпускают, а он в диалог еще лезет.

Я пошел на выход и только сейчас обратил внимание на то, как здесь ти-хо. Не звонили телефоны, ни сновали туда-сюда опера, не происходило вооб-ще ничего. Короче говоря, картинка отличалась от телевизионной, хотя, мо-жет, просто выходной был, не знаю.

За моей спиной толстяк что-то выговаривал сержанту, я – не слушал, скорее отсюда!

Как же я был рад солнышку, ударившему своими лучиками прямо мне в глаза через открывшуюся дверь. И ветер этот - такой теплый был. Я был рад, тому, что меня отпустили. Этот усач был просто героем - в моих глазах, ко-нечно - правильно разобравшимся в ситуации. Протокол подписал и - свобо-ден. И плевать, что они не должны были меня задерживать вообще, главное, что меня выпустили, точно - это самое главное. И плевать, что до дома далеко топать. Автобусы, маршрутки, такси есть, а можно и пешком пройти, тоже неплохая идея. Хорошая у нас милиция.

«Ну и сука ты, Миша, дать бы тебе под дых», подумалось мне тогда. Я по-чему-то вспомнил рассказ толстяка из моей группы, как он вместо такси од-нажды вызвал милицию, и они его довезли до дома, «типа они людям служат и все такое». И какое-то странное чувство гордости или бравады разобрало меня от той мысли, что я был в ментовке и тут меня опять затошнило…

25

Милицейское отделение находилось на другой стороне города. Чтобы до-браться оттуда домой, надо пройти добрую половину города – до реки. Там пройти пешеходный мост, и дом уже недалеко.

Блин, забыл вам рассказать, что через город наш протекают две реки, от этого и город делится на три или четыре неравных части. Даже названия у этих половин есть. Правда, не знаю я этих названий. Где-то посередине стоит Старый город, соединяющий пешеходным мостом ту часть города, где нахо-дится мой район с остальными частями города.

Домой идти не хотелось. Делать там было нечего. Мама еще не приехала, а соседско-подъездные оперы слушать не очень-то и хотелось, а ещё - я не хо-тел встречаться с Настей. Короче говоря, домой меня совсем не тянуло, и ре-шил я побродить, пройти через Старый Город, тем более, что я там сто лет не был. Но перед этим зашел я в аптеку и купил себе, наконец, анальгина. Съел сразу несколько штук - омерзительно, зато голова не болит.