– Пройдем!

Пререкаться далее не было смысла, хотя можно было бы. Но куда уж там, пришлось встать и пойти с ними, куда денешься! Когда эта милиция нужна, ее никогда нет, а тут просто прикопались и ничего не попишешь. «Пройдем!» -и все тут. Тем не менее, попытался я, было, возразить.

– Ребят, а зачем мне идти с вами? Я ведь ничего не сделал.

– Там разберемся, сделал ты что или нет. – Безаппеляционно ответила мне фуражка.

– Как же так? Я спокойно сходил в кино, потом сел поесть, а бомж-пакет оказался порченный, меня и вырвало, и все! И причем тут мои документы, что, обязан я их, что ли, таскать с собой? – меня понесло, потому что на гори-зонте я увидел милицейскую машину. Стыдно и обидно стало так, аж слезы на глазах выступили. Мало того, что дома чуть ли не притон устроил, так еще и в милицию загремлю, вот мама обрадуется. Съездила к бабушке в больницу. Провел, блин, время. Насладился одиночеством, написал рассказ, блин.

– Слушай, больно ты говорливый, ты, случаем, не укуренный? – подал го-лос сержант.

Ухватил меня за плечи, сказал:

– Слушай, он ведь торчок. По-любому! Посмотри-ка!

– Точняк, - подтвердил офицер и уставился мне прямо в глаза.

«Это зрачки он смотрит».

– По-любому – расширенные, - вынес вердикт.

А у самого изо рта воняет так, будто там сдохло что-то.

Тут представил сцену. Рванул я в сторону с тротуара, под арку, что во двор выходила, и побежал, срезая дворы, в сторону моего. И бегу я так, как никогда в жизни не бегал, это точно. Ловите меня теперь, преступника злост-ного, террориста, если сможете, если вам, конечно, не лень. Они сначала бу-дут преследовать меня, а потом закричат что-то в след, а у меня только ветер в ушах стоять будет, да крик какой-то бабки мне вслед – так, не задел ее, просто мимо пробежал. Потом ноги заболят, и дыхание перехватит, я почти добегу до моего района, даже запах дыма почувствую. Сяду на скамейку и закурю, понимая, что опасно в чужом районе вот так садится, но ничего не поделаешь, сил уже не останется. И счастливый буду!

Не, так в кино только бывает. Да и трус я…

– Я имею право на телефонный звонок! Это неправильно!!
– говорю. Сам не знаю, куда и кому звонить, но все равно говорю. Надо что-то сказать, что-то делать.

Сержант только ухмыльнулся, а фуражка вообще никак не отреагирова-ла, только говорит:

– Залезай.

Открывает дверь мусоровозки.

– Как правильно - я тебе говорить буду, - выдаёт кто-то из них.

А люди мимо проходят, некоторые даже оглядываются с любопытством: гляди, бандита задержали, работает еще родная милиция!

– Сейчас тебе на хате объяснят твои права, - заржал сержант.

– Отставить базар, сержант.

Это фуражка – сержанту. Похоже, он офицер и здесь – он главный.

Сержант, уже с неловкостью:

– Телефон, деньги есть?

Сказал что нету. Ведь не отдаст, если скажу что есть. Надо будет - обы-щет.

В общем, посадили меня в машину и повезли в отделение, для «выяснения личности». Я молчал, а эти уроды о чем-то своем переговаривались. Я не слушал, только радио играло какое-то говно итальянское играла, вперемешку с этим поганым шансоном.

Никогда раньше не был в милицейском отделении. Если честно, я даже не знал, где оно у нас находится. И вот теперь выпал «счастливый» шанс с ним познакомится. Не то, что оно было убогим - здание как здание, из белого кир-пича. Забор, стоянка с «бобиками» и иномарками, решетки на окнах, крыльцо с лестницей. Жутко стало тогда, когда дверь сержант открыл и приказал:

– Заходи.

Каземат какой-то. Там было темно и холодно, мерзко пахло еще там, да-же не знаю чем. Вот тут-то я и ощутил, не то, что стыд, - страх, животный страх, проникающий во все клеточки тела, просто парализующий все на све-те. Страх перед камерой обезьянника и ее населением и, самое главное, - ни за что.

– Пошли, - скомандовал сержант.

Ноги идти не хотели, все существо протестовало против этого, но вымол-вить слова я не мог, наверное, даже побелел от ужаса.

Но повели меня не в камеру, а к посту, за которым сидел красномордый офицер, с седыми усами. Наверное, он был толстый, но мне была видна толь-ко его голова.

Он остановил нас и спросил, что произошло.

– Без документов шатается по городу. Блевал, прямо на улице, наркоман кажись, - говорил сержант, фуражка куда-то свалил, как только вошли.
– Для выяснения личности.

– Я не наркоман, я отравился, - только и удалось выдавить мне из себя дрожащим голосом.
– Я имею право позвонить.