— Матушки мои! — Славка вскочила. — Грузинцев беспокоится, думает, что я заблудилась. Сейчас стоит у палатки, бородатый, как пират, и палит в небо. Ругать будет. А дядька он — одно загляденье.

Славка убежала. Еще минут десять, шипя, взлетали ракеты, багрово озаряя лес и реку. При их вспышках Анатолий разглядел на песке необычно четкие следы Славки и засмеялся. Он бросился на теплую землю. Лежа, он рылся рукой в мягкой, молоденькой траве, гладил, перебирал ее, как перебирают, и гладят волосы любимой, оставаясь с ней наедине. Он был богат, как бывает богата молодость.

Из Чапо через тайгу пробились три машины. Они привезли для буровиков ящики с какими-то инструментами, бочки с горючим, продукты. Приехало несколько рабочих. Машины пробирались через тайгу пять дней. Дальше груз этот потащит трактор. Он должен был вот-вот прийти от буровиков...

Из кабины выскочил по-прежнему тощий, долговязый и лохматый Лева Чемизов. Поправляя очки, он с любопытством посмотрел на палатки. Среди них вился дымок, было безлюдно. «Все ушли в поле», — подумал Лева.

Рабочие сгружали имущество в ложбинке у подножия пологой сопки. Лева бросил на траву саквояж, большую связку газет и журналов и начал помогать им.

Когда все было сгружено и Чемизов вытирал лицо подолом выбившейся из брюк рубахи, внезапно появился Колоколов.

— Елки-палки! Какими судьбами? — закричал Чемизов.

— Я-то понятно какими, а вот вы какими? — Колоколов пожал Левину руку.

— Я, брат, за очерком!

— А я отпуск взял, решил порыбачить. Обратно пешком пойду — на веслах не подняться.

Пожалуй, не было уголка в области, куда бы не забирался Чемизов, о котором бы не писал. Поэтому у него появилось множество знакомых. Писал он и о зверосовхозе и о Колоколове.

— Как сестры? — спросил Чемизов.

— Едут... пробиваются...

Лева задумчиво засвистел какой-то мотив, оборвал его, минуту молча смотрел в небо и снова засвистел...

— Веди меня к Грузинцеву... К Асе... — сказал он.

Стояла душная жара. Тайга извергала тучи гнуса. Стоило шевельнуть траву, как над ней серым дымом поднимались комары.

Пробираясь через лес, Чемизов хлопал пышной веткой по лицу, по шее, по спине, точно парился.

— Это комарье может довести до истерики, — пробормотал он, царапая на шее вспухшие лепешками укусы. — Вот сейчас я завою по-собачьи, упаду на землю и начну кататься.

Колоколов засмеялся. Он привык к этим мучителям, и они будто облетали его.

Между сопками в узком распадке бежал ручей. Но его не было видно, он бежал под камнями. Путь его указывала извилистая каменная дорога-русло среди яркой травы. Слышно было, как ручей плескался, клокотал. Порой он показывал себя в оконце между каменными плитами и булыжниками. Ледяная, светлая вода бурлила в этих оконцах, как в котле над костром. «Запомнить их, запомнить», — радовался Чемизов. Он припал к бурливому, сияющему оконцу, увидел в глубине свою тень и танец взвихренных песчинок. Глотнул, зубы заныли. Поднял голову, а на сопке чернеют фигурки людей.

Чемизов побежал, спотыкаясь, по каменной извилистой дороге, под которой клокотал поток. На боку его болтался фотоаппарат в кожаном футляре. И казалось, что он бежит к необыкновенному в своей жизни и с ним должно что-то случиться. А высоко на сопке чернели маленькие фигурки.

Чемизов и Колоколов прыгали с валуна на валун, запинались, чуть не падали. Они свернули с каменного потока и стали карабкаться на сопку. Грузинцев и Ася смотрели, ладонями прикрывая глаза от солнца. Чемизов и Анатолий брали сопку единым махом. Из-под ног их с шумом катились камни. Между карликовыми березками мелькали, краснея, земляничные полянки.

Донесся крик: Ася узнала, подняла лопату, Грузинцев взмахнул молотком.

— Стойте, стойте! Замрите! — завопил Лева. — Остановись, мгновенье, ты — прекрасно! — он бросился на траву, снизу навел фотоаппарат, щелкнул.

Шумно дыша, с разбегу обнял смеющуюся Асю, крепко потряс руку Грузинцеву, познакомил его с Колоколовым. Неужели эта загорелая, сильная, уверенная девушка — та самая девчушка-школьница, которую он встретил на московском вокзале? Ася выросла, ее странные оленьи глаза стали строже, голову она держала горделивей.

— Да вы ли это, елки-палки? — изумился Чемизов.

— И я и не я, — ответила Ася. — А ты с неба, что ли, свалился? — спросила она Колоколова. И вдруг вспомнила Славкину перемену, ее исчезновения на рассвете и все поняла. Ася покачала головой.

— Эх вы черти, черти!

— Всякое бывает, — ответил смущенно Колоколов.

— Ну, рассказывайте же, как вы живете? — потребовал Чемизов, и вдруг сердце его окатило такое тепло, что он ни к селу ни к городу произнес: — Счастливый я!

— Почему? — спросила Ася.