Шрифт:
– Ничего оригинального, ей-богу. Я… денег хочу. И должность в обновленной компании.
Небритый вдруг начинает фривольно посвистывать, задрав голову.
– Заткнись, Сурен! Я сам решу, где посвист, а где – верняк, – рявкает Кашин на помощника.
– Гарантии?! – он снова придавливает взглядом Полкана.
И Супин излагает свой ловкий и простой план.
Прощаясь с Кашиным, который в задумчивости провожает непрошеного гостя до дверей, Полкан вдруг останавливается и с чувством произносит:
– Маргарита на пределе. Она способна на любой безумный поступок ради дочери. Я бы на вашем месте не выпускал Нику в ближайшие дни из дома. И сдержал обещание, данное жене. Впрочем, не смею диктовать…
– Вот это точно, ёлы. Не смеешь. Ну, бывай, коллега! – ощеривается Кашин и распахивает перед главбухом дверь.
Когда она закрывается, бизнесмен мрачнеет и молча проходит к столу. Помощники ждут его вердикта. Он поднимает глаза на «челюсть».
– Эльза, поднимешь всю информацию по этому Супину. Родился-женился, что, где, как, связи с генеральным. И про его любовницу все узнаешь.
– Сурен, а ты последишь за Ритой.
Рабочий день в бух-столовке тянется бесконечно. И бабульки, и Рита с Маней ведут себя, будто сговорившись: нейтральный тон, реплики ни о чем, подчеркнутая доброжелательность. Бухгалтерши предоставлены сами себе. Впрочем, вся контора, лишенная руководства, копошится по инерции, сохраняя хорошую мину при безнадежной игре, – изображает производственную деятельность.
То Блинова, то Утинская приносят вести из коридора, то есть от Люсечки.
«Генеральному лучше…» «Зам его, паскуда, сбежал в Израиль, к брату…» «На предприятие метит сам олигарх П». «Оказывается, все годы канцелярка была лишь прикрытием для гораздо более серьезных дел. Поговаривают, это связано с оружием и контраба… ах!»
Но главных известий – от Кашина или Супина – нет как нет! И подруги, глядя на заторможенные стрелки часов над дверью, переглядываются, вздыхают и сникают, держась за компьютерные, совершенно бесполезные мышки. Пальма роняет первый пуховый цветочек.
Ближе к вечеру к Мане обращается деловитая Блинова:
– Голубушка, у тебя же хороший знакомый имеет большегрузную машину?
Маня с удивлением смотрит на Наталью Петровну. И это ей известно! Когда Голубцова умудрилась говорить о Тосике в конторе?
– Нет, такого знакомого у меня нет, – отворачивается она.
К разговору присоединяется Утка:
– Но как же, ты ведь рассказывала мне о поездке в Минск на фуре. Очень романтично…
– Ах, это-о… – напускает на себя равнодушие Голубцова. – Так это когда было! И потом, у того моего бывшего знакомого холодильник. Зачем вам холодильник?
Блинова разочарована.
– Да, холодильник нам не подходит. Нам мебель перевезти. Живем в пяти минутах езды, так ведь все равно машину заказывать!
– Да, Ната предлагает мне изумительную стенку в хорошем состоянии. Мы с Бобочкой уже решили и обои переклеить, и пол освежить, – умиляется Елена Стефановна.
– Ради стенки?!
– Ради жизни! – рявкает Блинова. – Новое пространство, взгляд на мир и эти… – Блинова трясет рукой, ища поддержки у Утки.
– Вибрации, Ната. Или энергии, – подсказывает Елена Стефановна.
– Да, они самые, – выдыхает Наталья Петровна, одергивая рыжий пуловер.
Видно, время с переездом поджимает, а вопрос с лишней стенкой никак у нее не решается.
– В Интернете сотни предложений по перевозкам. Вопрос пяти минут, – подает голос из-под пальмы Ритуся.
– Это мы и без догадливых знаем. А вы, Маргарита, зря больничный не взяли – плохо выглядите, – замечает ехидна Блинова и распахивает холодильник.
Рита открывает рот, чтобы парировать выпад противной тетки, но вздрагивает и смотрит на мобильный, лежащий перед ней. Неужели он звонит? Наконец-то…
– Да?! – Рита хватает трубку и выбегает из бухгалтерии.
Маня пытается ее догнать, но Кашина словно сквозь землю проваливается.
Когда она появляется в комнатушке и усаживается за компьютер, ни единой эмоции невозможно прочесть на ее лице.
– Что, Рита? Что?! – допытывается Голубцова, подходя к подруге.
– Ничего. Это один не стоящий внимания дурак звонил. Забудь. Все не то.
Маргарита горько усмехается и отворачивается от Мани, с которой явно не хочет откровенничать.