Нечто подобное она проворачивала, став постарше, когда была не готова к очередному уроку по фортепиано в музыкальной школе. Она украдкой щипала щеки, покусывала губы, чтобы те лихорадочно раскраснелись, глухо покашливала и шмыгала носом. Задача сильно упрощалась тем, что пожилая учительница, и без того боясь всякой заразы, с осени до весны мазала под носом оксолиновой мазью и пила настойку эхинацеи – для профилактики. Словом, Нику она отправляла домой без лишних сентенций, разве что сокрушаясь о хлипком здоровье современных детей.

В репетиционной зале Нике пришлось действовать так же. Отделаться от опасений, что Кирилл узнает в ней свою телефонную подругу и этим доставит еще больше проблем ее крохотной жизни, девушка никак не могла, а потому перестраховывалась. Хриплым ангинным голосом она объясняла рисунок танца, поправляла, если кто-нибудь делал что-то не так, и раз за разом показывала сама. Если у Липатовой и были сомнения насчет ее мастерства, то вскоре они сменились удовлетворением. Ника заметила, как торжествующе переглянулась худрук со своим любимцем, Кириллом.

Все было примерно так, как Ника себе и представляла. Профессиональные актеры, все они обладали достаточной гибкостью и пластичностью, которая в умелых руках становилась отличным рабочим материалом. А у Ники руки были умелые, и исполнители повиновались, ощущая идущую от нее уверенность, как лошади чуют твердую хватку наездника. Даже Римма, несмотря на попытки продемонстрировать свое отношение к сомнительности всего предприятия, сама не заметила, как полностью подчинилась на удивление крепкой воле еще недавно неприметной кассирши. Мила и Даня прекрасно вписались в общее действо. А вот Паше Кифаренко пришлось отказаться от танцевальных экзерсисов, его неловкость здесь замечалась особенно ярко, но Ника с известной дипломатичностью повернула все так, что он сам попросил убрать его из танца, – и новоиспеченный хореограф отпустила его понимающей улыбкой, тем более что желающих хватало и без него. Для театра «На бульваре» такие авантюры были внове, и все желали поучаствовать. Как быть с Сафиной, Ника не знала, опасаясь за ее физическое состояние, в подробности которого (да или нет?) ее так никто и не посвятил, но Леля настойчиво просила взять ее в танец, и Ника пошла ей навстречу, поймав при этом тревожный взгляд Трифонова. Не догадываясь, что Ника слышала тот судьбоносный разговор в реквизиторской, он все-таки доверял ей свою любимую женщину – и словно просил не сломать нечаянно.

Но не на Лелю, конечно, был направлен весь пыл Ники. Теперь она имела полное право отыграться на Кирилле. Вот кому она решила не давать спуску: пусть знает, каково это – выполнять работу на грани собственных сил. Ведь стоять здесь, отражаясь в огромном зеркале репетиционной залы, было для нее испытанием, да еще каким. Всколыхнулись воспоминания, видения проклятого Митиного подвала смешивались с днями, проведенными в таких залах, как этот. Стараясь не подавать виду, Ника горела изнутри, ее мышцы натягивались, а кожа пылала и кололась от взглядов, направленных на нее, будто хотела слезть.

– Кирилл, нет, не так. Смотри, – она показывала пробежку, прыжок с поворотом и резкий мах ногой. – Ты не успеваешь вместе со всеми. Давай один, еще раз.

Он исполнял ее просьбу, больше походившую на приказ.

– А теперь вместе со всеми. И – начали!

Ника стремилась не смотреть на него прямо, лишь краем глаза. От прямого взгляда все приличные мысли вылетали из ее головы, и она могла замечать только красивый изгиб шеи, разворот мужественных плеч и лепную руку, всеми жилами напрягающуюся во взлете. Что при этом делали другие, оставалось загадкой, ведь ей тут же начинало казаться, что они в зале вдвоем. А если взглядывать коротко, искоса, то по очертаниям тела и его движений сразу заметны огрехи и рассинхрон с другими участниками танца. И тогда можно снова остановить репетицию и попросить его потренироваться отдельно. И тогда можно уже насмотреться оправданно и – вволю. Ника и не предполагала, что способна быть такой мстительной.

Корпусом и руками он владел мастерски, а вот ноги чуть запаздывали, двигаясь словно нехотя. Ника догадывалась, что это связано с его походкой, то есть со старой травмой, – и если бы он попросил пощады, она великодушно смилостивилась бы. Но Мечников молчал, и девушка продолжала следить за ним и терзать, как греческая эриния. В том, что касается танцев, она была неумолима и требовательна, к себе и к остальным, вспомнить хотя бы ее старинного партнера Лешу: тренировки с ним продолжались до полного изнурения, до стертых пяток, до мозолей, до звездочек в глазах.

Наконец, объявив пятиминутную передышку, Ника отошла к окну и глотнула воды из бутылки. Ее тело, в трико и майке, было таким удобным, и, несмотря на смешанные переживания, ей на мгновение представилось, что она – река, после долгой засухи возвращающаяся в прежние берега.

– Ты как себя чувствуешь? – Все еще тяжело дыша, подошел Трифонов.

– Отлично! – жизнерадостно отозвалась Ника.

– Полегчало? Вот и хорошо. – Даня достал губную гармошку, любовно протер корпус пальцем. – И голос стал обычный. Всегда говорил, что работа лечит.

Он подмигнул и, направившись к зеркалу, возле которого стояла Леля, опершись на балетный станок, заиграл простенький блюз. И Ника могла бы даже узнать мелодию, если бы не покрывалась в это время холодным потом, осознавая его слова. Она забыла! Занятие так увлекло ее, а притворяться было настолько чуждо ее природе, что мнимая болезнь вылетела из головы. И она говорила своим обычным голосом – сколько, десять последних минут? Больше? И обращалась этим голосом к Кириллу!

Она поискала его глазами. Вот он, сидит прямо на полу, вытянув длинные ноги, прислонившись спиной и запрокинутым затылком к стене и смежив веки. Лицо кажется странным, нездешним, хотя в отсутствие светлой бирюзы глаз оно и не такое резкое. Он отдыхает? Думает о ней? Пытается понять, где слышал ее голос прежде? Времени с их последнего телефонного разговора прошло предостаточно, но все же она надеется… На его щеке дернулся мускул, дрогнули брови, всего одно микродвижение, но какая разительная перемена. Лицо стало пугающим от чего-то тщательно сдерживаемого. Внутри этого мужчины происходила гроза, но из всех присутствующих только Ника могла уловить отдаленный рокот, хотя и не зная причины.