В каблуке моем — терем Кащеев,

Соловей-разбойник поныне, —

Проедет ли Маркони, Менделеев,

Всяк оставит свой мозг на тыне,

Всякий станет песней в ночевке

Под свист костра над излучиной сивой!

Заблудиться в моей поддёвке

«Изобразительным искусствам» не диво.

В ней двенадцать швов, как в году високосном,

Солноповороты, голубые пролетья,

На опушке по сафьяновым соснам

Прыгают дятлы и белки-столетья.

Иглокожим, головоногим претят смоль и черника,

Тетеревиные токи в дремучих строчках...

Свете Тихий от народного лика

Опочил на моих запятых и точках.

Простой, как мычание, и облаком в штанах казинетовых

Не станет Россия — так вещает Изба.

От мереж осетровых и кетовых —

Всплески рифм и стихов ворожба.

Песнетворцу ль радеть о кранах подъемных,

Прикармливать воронов — стоны молота?

Только в думах поддонных, в сердечных домнах

Выплавится жизни багряное золото!

<1919>

360. Красные незабудки

Незабудки в крови малютки,

На лесной сосновой тропе,

Багровеют круглые сутки,

Как роса на житном снопе.

В Заонежье, в узорных Кйжах,

Где рублёвский нетленный сад,

Стальноклювый гость из Парижа

Совершает черный обряд.

И малиновка, малая птаха,

По Голгофе Христу родня,

Умирает в гнезде от страха,

От язвящих пуль и огня.

У речной пугливой герани

В сердцевине кровоподтек,

Пулеметные злые длани

Верезжащих ловят сорок.

И стрекочут пули-сороки

В хвойной зыби, в лесных лугах,

Истекли кровавые сроки

На всемирных тяжких часах.

Незабудки в росе багровой

(Серафимов на казнь вели),

И родное, громное слово

Журавлями стонет вдали.

<1919>

361

Строгановские иконы —

Самоцветный мужицкий рай!..

Не зовите нас в Вашингтоны,

В смертоносный, железный край,

Не обертывайте в манишки

С газетным хитрым листом!

По звенящей тонкой наслышке

Мы Предвечное узнаем!

И когда златится солома,

Оперяются озима,

Мы — в черте алмазной, мы — дома,

У живых истоков ума.

Самоцветны умные хляби —

Непомерность ангельских глаз...

Караван к Запечной Каабе

Привезет виссон и атлас.

Нарядяся в пламя и розы,

В строгановское письмо,

Мы глухие смерчи и грозы

Запряжем в земное ярмо!

Отдохнет многоскорбный сивка,

От зубастых ножниц — овца,

Брызнет солнечная наливка

Из небесного погребца.

Захмелеют камни и люди,

Кедр и кукуший лен,

И восплачет с главой на блюде

Плясея Кровавых Времен.

Огневые рощи-иконы

Восшумят: «Се Жених грядет...»

Не зовите нас в Вашингтоны

Под губительный молот бед!

<1919>

362

Родина, я грешен, грешен,

Богохульствуя и кляня!..

Осыпается цвет черешен —