Чтобы размыкать на просторе,

В морях или в лесном пожаре,

Глухую весть, что яхонт карий

20 Твоих зрачков горит слюдой,

Где месяц мертвой головой

Повис на облачной веревке!..

Есть Святки, синие Петровки,—

Любимый праздник косарей,

Не с ними брачится злодей; —

Страстная крестная суббота

Убийцу н^дит из болота

К поэту постучать в оконце...

В Москве или в глухом Олбнце

30 Кровь на ноже — одна и та же!..

Будь счастлив, милый!.. Хвойной пряжей

Моя струится борода,

И в сердце рана, как звезда,

Лучится лебедем на плёсе.

Уже не турьим рогом сосен,

Узорною славянской сагой,—

Крикливой нотною бумагой

Повеет на твои ресницы

И не дослушанной певицы,

40 Каких на свете миллионы,

Ты почерпнешь руладо-звоны

Душой ли, пригоршней любимой?!..

Но только облик серафима

Пурге седин, как май погожий...

У русских рек и подорожий

0 яхонтах звенит мой посох: —

Они глядят из трав и проса

С мольбою смертной, огнепальной...

Не песней Грузии печальной,

50 А вдовьей ивовой свирелью

Я убаюкиваю келью:

Бай-бай! Усните злые боли,

Нож не натачивает Толя,

Он в белом гробике уснул

Под заревой сосновый гул.

1 мая 1933

Москва

502. Из предсмертных песен

Под солнцем жизни были двое:

Лосенок и лесной ручей...

Змея змею целует в жало,

Ручей полощет покрывало

В ладонях матери реки;

И ткут запястья тростники,

Друг друга к лебедю ревнуя,

Рассветной тучки поцелуи

Пылают на щеке сосновой.

Вещунья грает слово в слово,

Что вороненок сыт, зобат;

10 Скулит Мухтарко, что богат

Облавами с соседским псом.

По тополю скучает дом

Вечерним ласковым дымком,

И даже куцая метла

Приятством к заступу тепла.

А — я, как тур из Беловежья,

Где вывелась трава медвежья,

Чтоб жвачкой рану исцелить,

Зову туренка тяжким мыком.

20 Но пряжей ель и липа лыком

Расшили дебрь не в прок и сыть!

Судьба без глаза. Тур один —

Литовских ладов властелин,

Он рухнет бухлым ржавым дубом,

Рога ломая о пору бы,

Чтобы душа — глухарь матерый,

Дозором облетела боры,

Где недоласканный туренок

Влюбился в гарпию спросонок:

30 Совиха с женской головой,

Рысиный зуб и коготь злой!

За что отель покинул вымя

И теплый пах, в каком Нарыме

Найдет он деда с грудью турьей?!

Там мягко рожкам в стыть и в бури?!

Иль мало взмылено слюны

На ножки-брыки, губы-ляли,

Иль яхонты зрачков устали

Пить сусло северной весны

40 И мед звериной глубины,

Где вечность в хвойном покрывале?!

Мой первородный,— плачет дед,

Как ель смолою, в чащу лет, —

Она как озеро лесное...

О Лель! О дитятко родное!

Душа-глухарь о ребра бьет,

Туман крадется из болот,

Змея змею целует в жало;

И земляное покрывало

50 Крот делит с пегою кротихой;

А — я, как тур, настигнут лихом,

С рогатиной в крестце сохатом,

Покинут в смерти милым братом!