И вы, птенцы мои,— творите...»

Один вскричал: «Я возгорю»,

Другой аукнулся в зените.

И долго я гостей искал:

«Любовь, явись! Бессмертье, где ты?..»

«В сердечных далях теплим светы», —

Орган сладчайший заиграл.

И понял я: зачну во чреве

И близнецов на свет рожу:

Любовь отдам скопца ножу,

Бессмертье ж излучу в напеве.

Между 1916 и 191

826

8По керженской игуменье Манёфе,

По рассказам Мельникова-Печерского,

Всплакнулось душеньке, как дрофе

В зоологическом, близ моржа пустозерского.

Потянуло в мир лестовок, часословов заплаканных,

В град из титл, где врата киноварные...

Много дум, недомолвок каляканных

Знают звезды и травы цитварные!

Повесть дней моих ведают заводи,

Бугорок на погосте родительский;

Я родился не в башне, не в пагоде,

А в лугу, где овчарник обительский.

Помню Боженьку, небо первачное,

Облака из ковриг, солнце щаное,

В пеклеванных селениях брачное

Пенье ангелов: «Чадо желанное».

На загнетке соборы святителей,

В кашных ризах, в подрясниках маковых,

И в творожных венцах небожителей

По укладам келарника Якова.

Помню столб с проволбкой гнусавою,

Бритолицых табачников нехристей;

С «Днесь весна» и с «Всемирною славою»

Распростился я, сгинувши без вести.

Столб кудесник, тропа проволбчная

Низвели меня в ад электрический...

Я поэт — одалиска восточная

На пирушке бесстыдно языческой.

Надо мною толпа улюлюкает,

Ад зияет в гусаре и в патере,

Пусть же керженский ветер баюкает

Голубец над могилою матери.

Между 1916 и 191

8269

Я — древо, а сердце — дупло,

Где Сирина-птицы зимовье,

Поет он — и сени светло,

Умолкнет — заплачется кровью.

Пустынею глянет земля,

Золой — власяничное солнце,

И, умной листвой шевеля,

Я слушаю тяжкое донце, —

То смерть за кромешным станком

Вдевает в усновище пряжу,

Чтоб выткать карающий гром —

На грешные спины поклажу.

Бередят глухие листы, —

В них бцет, анчарные соки,

Но небо затеплит кресты —

Сыновности отблеск далекий.

И птица в сердечном дупле

Заквохчет, как дрозд на отлете,

О жертвенной, красной земле,

Где камни — взалкавшие плоти,

Где Музыка в струнном шатре

Томится печалью блаженной

О древе — глубинной заре,

С листвою яровчато-пенной.

Невеста, я древо твое,

В тени моей песни-олени;

Лишь браком святится жилье,

Где сиринный пух по колени.

Явися и в дебрях возляг,

Окутайся тайной громбвой,

Чтоб плод мой созрел и отмяк —

Микулово, бездное слово!

Между 1916 и 191

8270

Как гроб епископа, где ладан и парча

Полуистлевшие смешались с гнилью трупной,

Земные осени. Бурее кирпича

Осиновая глушь. Как склеп, ворам доступный,

Зияют небеса. Там муть, могильный сор,

И ветра-ключаря гнусавый разговор:

«Украден омофор, червонное кадило,