…- Я же тебе говорила. – Голос мамы дрожал от едва сдерживаемой обиды. – Это не то, чего я хотела. С самого начала он у меня доверия не вызывал. Мало того, что грязь…Воды горячей почти сутки нету…Так ещё и это.

– Не вижу никакой связи между водой и этим. – Резонно возразил отец. – Это случайное совпадение.

– Да я и не говорю, что связь есть. Просто с самого начала тут всё кувырком идёт. Она ведь никогда такой не была, Лёша. А тут будто подменили. С кем она связалась…

– Надо было её в элитную Звёздновскую школу определять. Вставала бы пораньше и ездила бы на электричке. Я с самого начала предлагал.

– Да нет, о чём ты говоришь…Мотаться целыми днями туда-обратно. С её внешностью и при нашей этой жизни…Я с ума сойду от переживаний. А тут до школы десять минут ходьбы.

– Ну, не знаю…Все ездят. В институт, в Москву мотаются туда-обратно. Тоже молодые и красивые. Она тоже через пару лет поступит куда-нибудь, и что ты тогда будешь делать? В Москву переедешь, поближе к вузу, в котором она будет учиться?

– Не знаю. Рано ещё об этом думать. Сейчас меня другая проблема волнует. Эти её новые дружки…

– Этих её дружков я в следующий раз с лестницы спущу, если сюда явятся. Школьники…Им учиться и учиться ещё, а они такое вытворяют.

– Не говори…Один тут приходил сегодня. С фонарём под глазом. Спрашиваю: откуда? Молчит. Наша Ксенька за него отвечает: его, мам, хулиганы побили. Как же… И когда врать-то научилась, пиявка? А мальчик мне сначала, между прочим, правильным показался.

– Все они сперва правильными кажутся, а копни глубже – сплошной мусор. Нет сейчас нормальных ребят. Нету. И нечего Ксеньке с ними больше делать. Из школы – домой. Пусть уроки учит или в кружок какой-нибудь запишется.

– Нет, нет. Её пора контролировать. Что-то я расслабилась в последнее время, но ничего. Не всё ещё потеряно. Ей, слава богу, только пятнадцать лет.

Прямо над головой раздался громкий бой часов вперемешку с писклявым фальцетом кукушки, и я, подпрыгнув от неожиданности, едва не долбанулась лбом об дверь. Нет, с меня вполне вчерашней шишки хватит! Я вернулась в свою комнату и только там сумела спокойно перевести дух, а заодно и привести в порядок мысли. Итак, из только что подслушанной родительской беседы можно было сделать два вывода. Первый: несмотря ни на что, мама и папа меня всё-таки любят и поэтому будут делать всё ради моего блага. Отсюда же вытекает второй, не такой уж оптимистический вывод: общаться с Виталиком, Вадимом и другими ребятами из новой тусовки мне теперь придётся исключительно в школе.

Я долго не могла заснуть. Часы пробили двенадцать, потом час, половину второго, а я всё лежала, бессмысленно уставившись в тёмное пространство. Хотелось облегчить душу и поплакать, но слёз не было. Я вообще по жизни не любила и не умела плакать, потому и дружила только с мальчишками. Сейчас с трудом верилось в то, что меня действительно могут посадить под домашний арест. Что же я буду делать целыми днями в четырёх стенах? Я так привыкла к свободе, я так люблю гулять! Как я смогу жить без этих ребят, к которым успела привязаться? Добрый, отзывчивый Виталик, безрассудный, отчаянный Канарейка, тихий Саша Чернов и справедливый Миша Раскопин…Такие разные, и все по-своему интересные. Неужели теперь они будут тусоваться там, на улице, БЕЗ МЕНЯ?! А я стану сидеть здесь и томиться как царевна в кощеевом замке?! Нет, это немыслимо. Это невозможно выдержать нормальному человеку в пятнадцать лет. Я устрою забастовку. Откажусь есть, сама запрусь в комнате и принципиально не возьму в руки ни одного учебника…Я уже взрослая…Пусть знают… Я докажу…

Очередного кукования часов я уже не услышала – сон завладел мною легко и незаметно. Спала я крепко, как убитая и не видела ничего. Никаких радужных картинок и ярких впечатлений. Организм просто хотел отдохнуть от всего пережитого, и мозг на этот раз не стал ему мешать.

21

Совсем невесело начинался для меня третий день на новом месте. Нет, мама уже не хранила молчание как вчера – марка, по её мнению, была выдержана вполне, и теперь следовало основательно заняться моим воспитанием. Они с отцом решили начать прямо с утра – я ещё не закончила завтракать, когда они вместе, чуть ли не рука об руку, вошли на кухню и остановились передо мной, глядя сверху вниз. От волнения я даже чаем поперхнулась, подняв голову, тоже посмотрела на родителей прямо, в упор. Пусть не думают, что я боюсь.

Первой заговорила мама

– Знаешь, я вообще-то надеялась, что ты первая подойдёшь и попросишь у нас прощения. Но ты, похоже, себя виноватой не считаешь ничуть.

– Прости, я не знала, что ты этого ждала. – Тут же перебила я – пожалуй, слишком быстро и поспешно. Мне совершенно не сложно было извиниться, в отличие от того же Вадима Канаренко, тем более что вину свою я чувствовала и не стеснялась её признать.

– Значит, ты понимаешь, что мы сейчас чувствуем. – Подхватил отец воодушевлённо. – Вести с тобой заумные разговоры, наверное, бессмысленно, ты и сама всё осознаёшь не хуже нас, верно?

– Осознаю. – Кивнула я с готовностью. Слава богу, меня всё-таки считали взрослой и умной. Это уже что-то.

– Так вот. – Сходу продолжила мама эту, словно заранее отрепетированную речь. – Стало быть, ты сама понимаешь, что общаться с этими ребятами тебе больше не стоит.

Безусловно, подобное заявление не было для меня новостью – я ещё вчера вечером слышала под дверью этот горестный для себя приговор. Но сейчас, когда мама поставила меня перед фактом, стало вдруг так обидно и досадно, что я с трудом подавила тяжёлый вздох. Может быть, попробовать реабилитировать себя и своих друзей? Чем я, в конце концов, рискую? Всё равно терять уже нечего.