– Дашь мне эту кассету домой послушать? – Внезапно обратилась я к Канарейке.

– Зачем?

– Просто так. Чего мне ещё дома делать сегодня? Гулять всё равно не пустят, я под домашним арестом.

– Серьёзно? – Вадим не сдержал сочувственной улыбки, невольно посмотрел на Виталика. – Бедные вы мои, бедные. Значит, приговор окончательный и обжалованию не подлежит?

Я качнула головой:

– Нет. Не подлежит.

– Бедные. – Снова повторил Канарейка. – Как же вы теперь друг без друга?

Виталик промолчал. Он, видимо, не представлял – как, просто смирился. Мне тоже сказать было нечего. Наше дружное безмолвие со стороны, наверное, выглядело убийственно, потому что, наблюдая за нами, Вадим не переставал сокрушённо вздыхать:

– О господи…Ромео и Джульетта, ни взять, ни отнять… Чем же вам помочь, дети мои? Заделаться братом Лоренцо на пару часов?

– Прекрати войну со звёздновцами. – Тут же подсказал Виталик. – Иначе нас скоро все будут уголовниками считать.

– Интересно, кто же это смеет тебя считать уголовником? – Вытянулся на подушке Канарейка.

– Ксюшина мама.

– И всё?

– Этого достаточно. – Виталик сидел на ковре перед центром и, опустив голову, мрачно смотрел прямо перед собой. Он на самом деле был сильно расстроен из-за предстоящей разлуки, и в этот момент только самое чёрствое сердце не могло дрогнуть от жалости к нему. Мне даже себя не так было жаль. В конце концов, за что он страдал? Из всей нашей тусовки именно Виталика Павлецкого меньше всего можно было назвать уголовником. Однако по воле злой судьбы расплачивался он почему-то больше всех остальных. Вадим это понимал. И сердце его, как выяснилось, сделано было вовсе не из камня.

– Ладно, Виталь. Несколько дней потерпеть сможешь?

Виталик поднял голову, взглянул на друга недоумённо:

– А что?

– Я схожу в гости к Ксюшиной маме. Сам тебя втянул в это дело, сам и вытащу.

– Как это – сходишь?! – От ужаса меня прошиб холодный пот. – Ты что, обалдел?! Она же после этого…

– Подожди, подожди. – Перебил меня Вадим спокойно и бесстрастно. – Твоя мама меня в лицо знает?

Я сникла.

– Нет, я думаю.

– Тогда всё в порядке. Положись на меня.

– О чём ты с ней будешь говорить? – Сомневаясь, спросил Виталик. Он начал немного оживать, видя, как уверен в себе его друг. Тот многозначительно усмехнулся:

– Это вас не касается, дети мои. Всё будет хорошо, доверьтесь своему ангелу-хранителю. Как только моя физиономия обретёт приличный вид, я вам покажу такой спектакль, который вы в театре ни за какие деньги не увидите. Как твою маму зовут, Ксюш?

– Ольга Михайловна.

– Ольга Михайловна, очень прекрасно. Считайте, что она вас уже простила. Слово Вадима Канаренко.

Не знаю почему, но я ему поверила. На мой взгляд, это самое «слово» значило очень многое и, дав его нам, Вадим вряд ли шутил. Такие как он слова на ветер не бросают, а это означало, что скоро всё наладится и можно надеяться на лучшее.

В приподнятом настроении убирали мы с Виталиком всё, что осталось после нашего чаепития: промыли и поставили обратно в сушилку чашки, вернули в шкаф конфеты с печеньем, вытерли со стола крошки.

– А это что? – Виталик взял с края кухонного стола оставленное мною печенье.

Я объяснила:

– Хотела Нике дать, а она не захотела, только понюхала. Куда его теперь девать? Выкидывать жалко.

– Ха!.. Угостила она Нику. – Виталик подкинул печенье в руке и пошёл в комнату. – Вадь, дай Нике печенье, она его уже носом намочила!

– Не понял…

– Чего тут непонятного? Ксюша хотела её угостить.

– А-а. Давай. Ника! Ника!

Ника будто ждала этого сигнала – подскочила с подстилки и опрометью рванула к хозяину.

– На. – Вадим протянул ей печенье, и на моих изумлённых глазах она проглотила его, практически не жуя.

– А я подумала, она просто не хочет…

– Она? Не хочет? – Канарейка рассмеялся, лаская собаку обеими руками. – Да она такая же сластёна, как и ваш покорный слуга! Я же тебе вчера рассказывал. Пищу Ника только из моих рук принимает. Если меня дома нет, ни родители, ни Варька с Никитой её есть не смогут заставить. Уже проверено тысячу раз.

Действительно, как это я могла забыть наш вчерашний разговор? Ведь тогда ещё восхищалась собачьей преданностью и умилялась над взаимной любовью Вадима и Ники. Сейчас я так же подумала о том, как это здорово, когда между человеком и животным возникает подобная гармония душ. Это вселяет в сердце надежду на то, что мир наш обязательно выживет, пока в нём есть место доброте.