Жрецы выхватили мечи из-под белых одежд и бросились на нас. Действовать или погибать! Здоровый и рослый жрец, первым приблизившийся к нам, рухнул от выпущенной мной пули и с душераздирающим криком скатился в огонь, приготовленный совсем для других людей.

Не знаю, что повлияло на жрецов — ужасный крик или звук неожиданного выстрела, но они остановились, парализованные страхом. Прежде чем они опомнились, Зорайя что-то сказала, и целая стена вооруженных людей окружила нас, обеих королев и придворных. Последний вопль сгоревшего жреца замер внизу, и воцарилась мертвая тишина. Жрецы колебались, народ замер в ожидании.

— Прикажите закончить жертвоприношение! — закричал с перекошенным от злобы лицом верховный жрец Эгон, обращаясь к королевам. — Разве эти чужеземцы не совершили святотатства? Зачем вы прикрываете королевской мантией злодеев? Они обречены на смерть, потому что убили волшебством вашего жреца! Как ветер с небес, прилетели они сюда, откуда и кто они — никто не знает! Берегитесь, королевы, оскорблять величие бога перед его священным алтарем! Его власть выше вашей власти, его суд справедливее вашего суда! Берегитесь поднять против него нечестивую руку! Пусть жертвоприношение совершится, о королевы!

Первой заговорила Зорайя, и, как ни серьезна была ее речь, мне слышалась в ней насмешка.

— О Эгон, ты сам хочешь поднять нечестивую руку против правосудия бога. Полуденная жертва принесена, солнце приняло в жертву своего жреца! — В ее словах была правда, и народ одобрительно зашептался. — Подумай об этих людях! Они чужеземцы, приплывшие сюда по озеру. Кто принес их сюда? Как добрались они? Откуда ты знаешь, что они, так же как мы, не поклоняются солнцу? Разве принимать тех, кто приехал в нашу землю, значит бросать их в огонь? Стыдись! Разве это гостеприимство? Нас учили принять чужеземца и обласкать его, перевязать его раны и накормить! Ты хотел обласкать их огнем в печи и накормить дымом? Стыдись! — Она замолчала, наблюдая, какое впечатление ее слова произвели на толпу, и видя, что народ поддерживает ее, сменила тон. — На место! — крикнула она резко. — На место, говорю вам. Дайте дорогу королевам и тем, кого они покрыли королевской мантией!

— А если я не хочу, королева? — процедил сквозь зубы Эгон.

— Стража проложит нам дорогу, — последовал гордый ответ, — даже здесь, в святилище, через трупы жрецов!

Эгон побледнел от ярости и взглянул на толпу. Было очевидно, что симпатии народа на стороне королевы. Цу-венди — любопытные и общительные люди. Как ни чудовищно было в их глазах наше святотатство, они вовсе не радовались мысли бросить в огненную печь живых чужеземцев, которых видели впервые и о которых хотели разузнать побольше. Эгон видел это и колебался.

— Сестра права, Эгон, — обратилась к нему своим музыкальным голосом Нилепта. — Возможно, чужеземцы также служители солнца, но не могут сказать об этом. Оставь их, пока они не выучат наш язык! Разве можно осуждать, не выслушав оправдания? Когда эти люди будут в состоянии говорить за себя, тогда мы расспросим их и все выясним!

Это была отличная уловка для Эгона, и старый мстительный жрец ухватился за нее.

— Пусть будет так, о королевы! Отпустим этих людей с миром и, когда они выучат наш язык, допросим их! Я же вознесу мою смиренную молитву перед алтарем божества, чтобы отвратить от страны бедствие, посланное в наказание за святотатство!

Хвалебные возгласы были ответом на слова жреца.

Окруженные королевской стражей, мы направились из храма во дворец и долго обсуждали опасность, которой нас подвергли жрецы. Даже королевы бессильны против их могущества! Если бы не их хитрость, мы были бы убиты. Но кажется, попытка бросить нас в огонь, когда мы не подозревали об опасности, была не последней уловкой жрецов, чтобы покончить с нами.

Мы вернулись во дворец и отлично проводили время. Обе королевы, сановники и народ старились выказать нам почтение и засыпали подарками. Что касается печального инцидента с бегемотом, то его, к нашей радости, предали забвению. Каждый день появлялись делегации, рассматривали наши одежду и кольчуги, ружья и инструменты, особенно карманные часы, которыми они восторгались. Но мы пришли в ярость, когда модные франты Цу-венди вздумали скопировать нашу одежду, а именно мундир капитана Гуда.

Однажды утром нас ожидала многочисленная группа людей, и капитан Гуд, как обычно, дал рассмотреть им свою морскую форму. Но эта делегация состояла из людей другого класса, чем те, что приходили к нам раньше. Они были чрезвычайно учтивы, и все их внимание было обращено на подробности формы, с которой они сняли мерку.

Капитан Гуд был очень польщен, не подозревая, что имеет дело с шестью главными портными города Милозиса. Через день он имел удовольствие увидеть семь или восемь туземцев, щеголявших в полной морской форме. Мне никогда не забыть выражение удивления и досады на его лице!

Чтобы этого не повторилось, мы решили носить местное платье, тем более что наша одежда порядком износилась. И хотя выглядели мы в нем смешно, но должен признать, что ничего удобнее я не носил в своей жизни. Только Умслопогас отказался надеть костюм Цу-венди. Когда его набедренная повязка износилась, зулус сделал себе новую и продолжал ходить голым, как его топор.

Все это время мы изучали язык Цу-венди и сделали значительные успехи. На следующее утро после нашего приключения в храме к нам явились трое почтенных жрецов, вооруженных манускриптами, чернилами и перьями, и объяснили, что посланы обучать нас. Все мы, за исключением Умслопогаса, охотно засели за уроки, посвящая им четыре часа в день. Зулус же и слышать не хотел об учебе. Когда один из наставников подошел к нему с книгой и развернул ее с улыбкой на устах, подобно церковному старосте, который подобострастно подносит кружку для пожертвований богатому, но скупому прихожанину, Умслопогас вскочил со страшным ругательством и завертел топором перед глазами испуганного жреца. Тем и закончилась попытка научить его языку Цу-венди.