Афина думала, какой хороший из него получился отец. Дэвид любил Ника другой любовью: более пассивной, не обязывающей, потому, наверное, ребенок тянулся больше к ней.

Она не могла требовать от мужа большего, понимая границы и предела, но в душе она мечтала совсем о другом для своего сына. Она желала, чтобы не только мать, но и отец безумно любили его.

– Успехи в кондитерской есть? – нарушил молчание Стефанос.

Афина кивнула:

– Прибыль идет, да и клиенты довольны. Надеюсь, что когда –нибудь расширю бизнес, а пока рада и этому.

– А ты, Афина – Он посмотрел на нее так, словно пытался выбить правду – Ты довольна своей жизнью?

– Да, конечно – растеряно пробормотала Афина – У меня есть все, о чем я мечтала.

Неожиданно яхта покачнулась, и Афина, не удержавшись, упала прямо на Стефаноса. Тот, не ожидав, не смог ее поймать, и они вместе с грохотом рухнули на пол. Афина оказалась прижатой всем телом к нему, вдыхая до боли родной цитрусовый аромат. Ее обдало жаром, заставляя внутри все возгораться. Она прерывисто вздохнула, когда его пальцы нечаянно коснулись ее груди и замерли.

Афина подняла голову и увидела, как потемнели его глаза. Нефритовые они превратились в угольно – черные, в глубине которых полыхало пламя.

Она поняла одну страшную вещь.

Стефанос хотел ее.

Она изучила потребности Стефаноса и знала, как быстро возгорается он от ее прикосновений. Прошло столько лет, но он остался прежним. Такой же горячий и страстный.

Афина попыталась встать, но две сильные руки не позволяли ей сделать этого. Она ощутила обжигающее дыхание на щеке.

– Так ты, правда, довольна жизнью? – Его вкрадчивый шепот проникал в ее глубины, и Афина снова попыталась высвободиться.

– Отпусти меня!

– Давай проверим – не изменяя интонации предложил Стефанос – Насколько ты довольна мужем.

Афина не понимала его слов, пока горячие мужские губы не впились в ее в страстном поцелуе, затмевая какие – либо принципы.

Глава Третья.

Его губы буквально впились в ее рот, но ей не было больно. Его язык ласкал ее губы, стремясь прорваться внутрь, а она с трудом сдерживала его яростную атаку. И вот его твердый горячий язык проник в ее рот, быстро и настойчиво исследуя каждый уголок, и она не стала противиться ему. Она не могла сделать ничего, чтобы остановить его. Она не собиралась сдаваться, но предательское тело, помнившее еще его прикосновения отреагировало иначе. Оно хотело его также сильно, как и противился ее разум. Нужно было остановиться, но в то же время она вспоминала каждую их страстную ночь. Как они ласкали друг друга! Как она отдавалась в полную его власть!

Афина не сумела сдержать стона, и в это же мгновение, очнувшись от какого –то наваждения, укусила его за губу.

Он вскрикнул, и Афина, воспользовшись, вскочила на ноги и отряхнула с платья невидимую пыль.

– Ты привел меня сюда, чтобы соблазнить?! – сорвалась на крик Афина, но резко замолчала, заметив, с какой обеспокоенностью Стефанос смотрит на затянувшееся темное небо.

На море начинался шторм. Стройный корабль, до этого деловито резавший волны, задрожал мелкой дрожью. Волнение усилилось. Удар! Край неба вдруг согнулся и обрушился на нос корабля.

– Беги в каюту! – завопил Стефанос, и Афина машинально повиновалась. Ее сердце учащенно билось. Он разбудил в ней прежнюю страсть, которую она так тщательно скрывала. Он заставил ее гореть в огне собственного желания. Он снова издевался над ней, причиняя нестерпимую боль!

Но она больше не юная девчонка, отдавшая сердце самому красивому мужчине на Земле.

Она – женщина и мать ребенка, потому на ней лежит намного больше ответственности, чем раньше.

Зайдя в роскошно обставленную в стиле модерн каюту, Афина тяжело опустилась на край кровати.

А ведь Дэвид никогда не испытывал к ней такого желания. Он просто делал то, что считал нужным, не заботясь о том, хочет она или нет. А Афина соглашалась с ним, чувствуя себя обязанной за то, что он воспитывает чужого ребенка.

Она до сих пор помнила испуг в глазах тети, когда та узнала, что племянница ждет ребенка от этого грека. Начались долгие нотации и упреки, прежде чем женщина уговорила ее рассказать все Дэвиду. К ее удивлению, он спокойно принял известие и благородно поступил, назвав чужого мальчика своим сыном.