Британскую империю – даже в Канаде – строили не трусы.

Словно солнце после дождя, теплая улыбка разлилась по лицу Джумбо.

– Превосходно! – сказала она. – Высший балл. Конечно, можно.

У меня возникло такое чувство, будто я только что выиграла в Ирландском тотализаторе [23] .

По ее словам о шампанском и пирожным я уже догадалась, что Джумбо недолюбливает Дорси Рейнсмит: что если говорить о родстве душ, я уже одной ногой ступила в эту дверь.

– Что они сделали с Коллингсвуд? – осторожно начала я.

– Увезли ее на «скорой», – ответила Джумбо. – Еще до восхода солнца. Я видела из окна.

– Но куда?

– Одному богу ведомо, – ответила Джумбо. – Могу сказать только, что мисс Фолторн и Фицгиббон поехали с ней.

Мне показалось, будто меня ударили в солнечное сплетение.

Мисс Фолторн!

Но в этом есть смысл, не так ли? Я видела, как она садится в машину Райерсона Рейнсмита на Данфорт-авеню. Что могло быть более прямым подтверждением того, что они заодно?

– Что мы будем делать?

Прищурившись, Джумбо медленно возвела очи горе – к пухлым облакам, лениво плывущим по яркому синему небу.

– Ничего, – ответила она.

– Ничего? – моя реакция была такой же быстрой, как передача в теннисе.

– Ничего. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

– То есть?

– Думай что хочешь.

Как это раздражает! Как ужасно…

На миг я испытала соблазн бросить на нее вызывающий взгляд, но сумела отвести глаза в сторону и придержать свое мнение при себе.

– Ты напоминаешь мне мою сестру Даффи, – заметила я.

– Отлично, – ответила Джумбо и с этими словами встала на ноги, отряхнула юбку и, не оглядываясь, поспешила к задней части школы.

Я смотрела, как она уходит, и меня охватила печаль: наполовину светлая, наполовину грустная, трудно поддающаяся описанию. Полагаю, я питала великие надежды, что мы с ней вопреки всему станем большими друзьями и все секреты Вселенной, а также женской академии мисс Бодикот развернутся передо мной, словно огромная карта.

Но этому не суждено случиться. Я – это я… она – это она… и мир таков, каков он есть, – у меня все время было это неприятное подозрение.

Я вспомнила о словах, которые однажды Даффи процитировала в гостиной в качестве подарка на день рождения отца:

«Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий – часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа?»

Не могу полностью согласиться со старым добрым Джоном Донном. Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя таким островом, как сейчас.

Я – утес, смытый в море.

С дрожащими губами я поднялась с травы и пошла куда глаза глядят – куда угодно, подальше от школы.

По правде говоря, мне надоело быть заложницей собственных эмоций. Мне нужно почувствовать твердую землю под ногами, занимаясь наукой, а не впадать во власть выделяющей влагу железы. В основе своей, если подумать, все сводится к химии, и химия должна быть чудом, а не печалью.

Я нуждалась в новом посвящении: снова работать мозгами, а не слезными железами, руководствоваться холодной логикой, несмотря ни на что. «И будь что будет», как однажды выразилась миссис Мюллет.

Я не могла не улыбнуться при этом воспоминании, и через минуту-другую жизнь снова наладилась. Это магия, которую я еще не понимаю до конца.

К этому времени я добралась до дальней границы хоккейного поля, отмеченной преимущественно стенами и заборами прилегающих владений. В середине высокого забора имелась небольшая калитка, которая вела в неведомые дали. Я открыла ее и просочилась наружу, оказавшись на узкой тропинке, по обе стороны которой были высокие обветшалые кедровые изгороди. Я повернулась боком и пошла, стараясь не касаться неприятной влажной листвы, напоминавшей поникшие страусиные перья в руках у статистов на викторианских похоронах. Отвратительно воняло кошками.

В дальнем конце тропинка выходила на вымощенную камнями и огороженную площадку, которая, по крайней мере зимой, заливалась водой и превращалась в уличный каток. Когда-то это могли быть теннисные корты, но бетонное покрытие давно уже потрескалось и поросло дикой травой.

– Осторожно!

Услышав металлический шорох за спиной, я дернулась, точнее, отскочила в сторону, и увидела маленькое пушечное ядро – фигурку в школьной форме на роликовых коньках, в старых черных солнечных очках и с бешено прыгавшим йо-йо на нитке.