— Да, но как насчет предвоенного времени, когда он еще был курсантом, до службы в армии? Он был членом ААА? [61]

— ААА?

— Да, правое крыло перонистов, разгромившее «монтонерос» в семьдесят третьем, двадцатого июня. Это было в аэропорту Эсейсы, так ведь? Вы об этом тоже упоминали в вашей книге.

Родригес неотрывно смотрел в свою тарелку, своими короткими смуглыми пальцами он крошил остатки tortilla. Нависнув над столом, Уорд глядел на него в упор.

— ААА базировалось на ESMA, военно-морском училище механики, — сказал он резко.

Он мне напомнил одного адвоката, когда-то мною виденного, который допрашивал враждебно настроенного свидетеля, и на английский он перешел, несомненно, не ради меня, а с тем, чтобы заставить Родригеса чувствовать себя неуверенно.

— В вашей книге не сказано, учился он в Escuela Mec'anica de la Armada или нет, но в подтексте…

Родригес решительно замотал головой.

— Вы в моей книге высмотрели то, чего я не писал, по-моему. Были кое-какие разговоры, но ничего не доказано, никаких обвинений не выдвинуто.

Осушив бокал, он налил себе еще пива.

— Мне известно лишь то, что он служил в военно-морской авиации. К началу войны на Мальвинах он состоял в Штурмовой эскадрилье, базировавшейся в Пунта-Индио, летал на Aermacchi MB-339As и был послан в Пуэрто-Архентино…

— Вы имеете в виду Порт-Стэнли. Это все было намного позже. Меня интересует время до того, как он был прикомандирован на авианосец Veinticinco de Mayo, до того, как стал летчиком. А также почему он теперь уехал из Аргентины. В вашей книге вы не пишете почему. Может, вы скажете мне это сейчас?

Уорд снова резко подался вперед.

— Ну давайте, говорите, почему?

И, не дождавшись от Родригеса ответа, он сказал очень тихо:

— Связано ли это с чем-то, что произошло, когда он учился в Escuela Mec'anica de la Armada?

Помолчав, он прибавил:

— 'Angel de Muerte, такое у него было прозвище, не так ли? И он им гордился. У него оно даже было выведено на фюзеляже, вы писали.

Воцарилось долгое молчание. Родригес сидел, безмолвствуя.

— Ладно, хотя бы скажите мне, где он сейчас. Наверняка вы это знаете. Где я его могу найти, в Перу, где именно?

— Te digo, no s'a'e [62] .

Эти слова по-испански Родригес сказал полным упрямства тоном, означавшим, что это конец разговора.

— Я не собираюсь говорить о нем ни с вами, ни с кем-либо другим.

Он хлопнул ладонями о стол и поднялся. Затем, склонившись и глядя Уорду в лицо, он нервно произнес:

— Кто вы такой? С какой стати вы задаете мне все эти вопросы о нем? Он не имеет никакого значения. Теперь не имеет.

Родригес был напуган, это было видно по его глазам и по тому, что его голос становился все резче и резче.

— Сядьте.

Хотя Уорд и сказал это негромким голосом, прозвучало это как приказ.

Родригес покачал головой.

— Я не могу больше отвечать на вопросы. Я не знаю, кто вы, — прибавил он, — зачем меня расспрашиваете…

— Прошу вас!

Уорд примирительно поднял левую ладонь.

— Por favor. Пожалуй, для пригласившего я был слегка грубоват. Пожалуйста, сядьте. И, прошу вас, дайте мне какие-нибудь ориентиры, как мне найти этого человека.

— Зачем вы хотеть это знать? — взвизгнул Родригес, сбиваясь на ломаный английский.

Он замер всем своим коротким коренастым телом, пристально глядя сверху вниз на Уорда.

Воцарилось молчание, пока длилось их безмолвное противостояние. Мне был слышен разговор за соседним столиком — тараторящая болтовня на мексиканском, а за спиной раздавался пронзительный голос какой-то американки.

— Ладно, я скажу вам, почему меня интересует этот человек.

Уорд жестом призвал его сесть и заказал официанту кофе.

— Y tres m'as tequilas [63] , — прибавил он и, обращаясь к Родригесу: — Ну давайте, присядьте, бога ради. Я не собираюсь на вас стучать!

— Что значит «стучать»?

Шотландец нахмурился. Он употребил это слово не задумываясь. Оно точно выражало его мысль, но вот объяснить…

— Скажем так, я не собираюсь идти в полицию или к другим властям. Это исключительно личный разговор. Теперь садитесь, и я объясню вам, почему меня интересует Марио Ангел Гомес.