Игнатий Николаевич шёл по освещённой бледным зимним солнцем чётной стороне Батумской улицы. Напротив дома 37 перешёл пустую улицу и, вступив на тротуар, уже хотел направиться к входной двери, как вдруг откуда-то со двора прямо на него выбежал паренёк и, чуть не свалив с ног, стал кричать: «Куда лезешь на человека? Очки надел, а не видишь!» и быстро сказал шёпотом: «В доме засада — не ходите». Паренёк побежал дальше, продолжая на бегу выкрикивать грубости, а Игнатий Николаевич прошёл мимо злополучного дома, даже не взглянув на него.

Макаров мог бы не спешить с отправкой письма Дымникова, но почему-то решил заняться им немедленно. Предчувствие, наверное? Момент был благоприятный: генерал немного выпил и читал Диккенса.

— Слушаю вас, Павел Васильевич.

— Вы недавно отправляли письмо в Лондон Анне Петровне и любезно предложили мне, чтобы я написал Кате. Тогда я отказался, а теперь что-то заскучал. Хотелось бы написать.

— Правильно, что заскучали. Чудесная девушка. Я до сих пор не могу понять, почему вы не послушали меня и не уехали с ней в Англию. Даю вам конверт с напечатанным лондонским адресом Жмудских. Они мне прислали целую пачку. Пишите письмо и несите в английское представительство или прямо на пароход. Там, у причала, стоит какой-то англичанин...

Завтра было бы уже поздно.

Утром генерал вызвал Макарова и попросил приготовить глинтвейн.

— У вас он получается хорошо, — сказал генерал неприятно странным голосом.

Адъютант вернулся в свою комнату, достал портвейн, вино, лимон, спиртовку... Вдруг вошёл Май-Маевский к нему, сел на диван и неожиданно спросил:

— Скажите, капитан, как вы смотрите на эсеров и коммунистов?

— Я не знаю партий. Меньше всего этим интересовался.

— А скажите, капитан, ваш брат действительно был младшим унтер-офицером из вольноопределяющихся?

— Так точно, ваше превосходительство. Он служил в 32-м полку.

— Вы мне в Харькове рассказывали, что ваш отец служил начальником Сызрано-Вяземских железных дорог. У вас там, кажется, и имение есть?

— Так точно» ваше превосходительство. Жаль, что не была взята Рязань, — вы лично убедились бы в этом.

— Ас какого времени ваш брат состоит в коммунистической партии?

— Никак нет, ваше превосходительство, я хорошо знаю брата. Он никогда не был коммунистом.

— Вы знаете, что ваш брат был председателем подпольной организации, и всё было подготовлено к восстанию? — повысил голос генерал и хлопнул в ладоши.

В комнату быстро вошли несколько офицеров с револьверами в руках. Один из них крикнул:

— Капитан, руки вверх!

Старший офицер, подполковник контрразведки, подошёл к Май-Маевскому и попросил разрешения приступить к выполнению задания.

— Да-да, — согласился генерал. — Мне всё известно. Приступайте. Я ухожу.

На Макарова даже не взглянул, уходя.

Произвели тщательный обыск — ничего не нашли. Провели короткий допрос — ничего не узнали.

— Скажите, — спросил подполковник, — как вы устроили брата к Май-Маевскому?

— Спросите у генерала.

— Мы всё узнаем, — сказал подполковник и приказал: — Ведите.

И бывшего адъютанта его превосходительства увели.

Прозвучала команда: «Батарея выдвигается на северный склон высоты «Круглая» и занимает огневую позицию для ведения огня прямой наводкой!» Соответственно скомандовал капитан Дымников: «Батарея, отбой! Орудия к походу! Передки на батарею! В передки! Поорудийно вперёд за мной шагом ма-а-арш!» Чувствовал, что командует уже по-настоящему, уверенно, громко, без срыва голоса и, главное, умеет тянуть «а-а-арш». Не рвался к любимым трёхдюймовкам, но Кутепов как-то встретил и буквально облаял: «Болтаетесь, как... Берите батарею и готовьтесь наступать!» Оптимист Александр Павлович — войска стоят за Доном, в Ростове — красные, где-то рядом Будённый, а он готовится наступать!

До высоты версты три. Вокруг снег чистый, февральский, гладкий, с женственными выпуклостями. Солнца нет, но зеленоватые искорки поблескивают в сугробах.

На полдороге вдруг: «Справа атакует кавалерия!»

Такое Дымников уже проходил: «Батарея, стой! К бою! Хобота направо! Картечью беглый огонь!»

Выстрелы не прогремели — не бой, а учения. Вместо противника появились проверяющие. Капитан Семёнов потребовал открыть передки. В каждом из них должно быть 16 шрапнелей с установкой трубки на «картечь» для отражения именно такой неожиданной атаки. Капитан проверил чуть ли не каждый снаряд. Потом сказал, стараясь быть строгим:

— Батарея действовала правильно и быстро. В настоящем бою кавалерийская атака была бы отбита. Однако 3-е орудие значительно отстало от других. Необходимо провести дополнительные тренировки расчёта.

— Проведём, господин капитан.

Семёнов посмотрел на часы и улыбнулся.

— Всё. Учения кончились. Слышите? Пехоте трубят отбой. А как здорово, что генерал провёл эти учения! У нас теперь настоящая армия. При отступлении трусы, негодяи, преступники разбежались, и теперь можно установить настоящую воинскую дисциплину. С этого времени и следует считать рождение Русской армии из Добровольческой. Да, Леонтий Андреевич, зайдите в штаб. Там для вас пакет из Симферополя. Кажется, какую-то книжку прислали.