— Скоро переменим, — ответил Неженцев. — Пойдём в атаку.

Казанович посмотрел на часы, прилёг с биноклем, сказал:

— Десять минут. За это время могут разнести весь ваш штаб.

В подтверждение его слов граната взорвалась рядом с канавкой, где прятались ординарцы. Пронзительно режущий звук заложил уши, взлетели камни, комья земли, сапог, истекающий кровью, чья-то фуражка... Опомнившись, бросились к телу убитого, но тела не было — куски и лохмотья. Чтобы выяснить, кто погиб, провели перекличку.

— За десять минут могут и ещё угадать, — сказал Казанович.

— У них для этого больше времени, Борис Ильич, — ответил Неженцев. — Я буду атаковать только после взятия казармы Марковым.

— Но всем приказано начать в 17.

— Я получил дополнительное указание командующего.

— A-а... Отвлекающий манёвр, сложный замысел...

Опытный генерал замолчал.

Марков и Тимановский последние минуты перед штурмом укрывались в сарайчике предместья, во дворе сгоревшего дома.

— Где-то здесь погиб мой разведчик прапорщик Брянцев, — сказал Марков. — Только что доложили. Храбрый боец. Совсем молодой.

Ожидал, что Тимановский по обыкновению печально промолчит, докуривая трубку, но тот вдруг стал многословным:

— Сколькие лягут, пока добегут до вала. Миончинский не мог найти побольше снарядов.

— Только семь. Вот он первый. 17 часов! Я буду в пятой.

Снаряды легли хорошо: за валом перед корпусами казарм. Красиво расположились вдоль роковой черты семь пыльно-чёрных фонтанов. После взрывов — неожиданная мирная тишина: красные прекратили огонь из пулемётов и винтовок. Противник растерян.

— С Богом! Вперёд! — крикнул Марков.

Офицеры дружно поднялись и бегом бросились через ручей к валу. Генерал остался сзади и наблюдал в бинокль, прислонившись к какому-то заборчику. Рядом — ординарцы и командир роты Кубанского полка. Его рота ждёт своего часа. Этот «час» настал через минуту. Беспощадно густой огонь нескольких пулемётов, пачки винтовочных выстрелов, дым над валом. Падают, роняя винтовки, офицеры — навзничь, ничком, лицом в землю или в небо, направляя последний взгляд на солнце, идущее к закату, съёживаются и катаются по земле от смертельной боли. Уцелевшие залегли. Напрасно Кутепов, согнувшись, размахивает револьвером и что-то кричит. Справа, где 1-ю и 2-ю роты ведёт в атаку командир полка Боровский, цепи сумели добежать до вала. Надо переламывать бой.

Марков приказал командиру кубанцев:

— Роту вперёд! Я поведу. Ты со мной.

Кубанцы послушно поднялись. Марков побежал впереди, размахивая папахой. Поднялась и пятая рота, добежали до вала, ворвались во двор казарм. Красные бежали прочь, к городу, к спасительным домам и переулкам. Стрелявшие из окон корпусов выбегали в казарменный двор, их кололи штыками, сгоняли прикладами в кучу. Краевые бросали винтовки, поднимали руки. Напрасно. Их гнали к стене, кричали:

— Господа! Кто на расправу?

Многие, не остыв от ужаса атаки, брали винтовки наперевес и шли к стене смерти и мести. Мушкаев тоже. В атаке рядом с ним скосило троих офицеров — у одного не было ни глаз, ни носа, лишь кричащий окровавленный рот, когда он упал ему под ноги. Теперь Мушкаев целил в глаза какому-то грязнолицему большевику, с радостной злобой нажимал на спусковой крючок, досылал патрон, целил в другого, чёрного, бородатого. Наверное, еврей. Вот они, «сионские мудрецы»...

— Господа! Отставить огонь! Добьём штыками! — кричал поручик Корнеев.

Офицеры подходили к копошащимся под стеной, окровавленным, стонущим, воющим, просящим пощады и кололи, кололи, до тех пор пока не затихала шевелившаяся человеческая плоть. И Мушкаев колол в грудь, в шею, в живот... Наловчился — теперь штык не застревал. Потом отдыхал во дворе, закурив папироску. Подошёл к Савёлову, спросил:

— А вы что? Почему не участвовали? Гнушаетесь? Они вас не так ещё потерзают.

— Не знаю. Не хочу, — ответил тот и отвернулся, отошёл.

Марков этого не видел. Не хотел видеть. Он смотрел вперёд, на город. Рядом с ним прапорщик Гольдшмидт бил из захваченного пулемёта по бегущим красным. До городской улицы оставалось всего шагов 400.

— Телефонистов ко мне! — скомандовал генерал.

Подбежали с аппаратом, за которым тянулся размотанный кабель.

— Давайте штаб! Кто у телефона? Романовский? Иван Павлович, казармы взяты. Наш левый фланг — Казанович и Неженцев почему-то стоят. Хорошо, я пошлю офицера связи.

Подошёл генерал Боровский. Сказал озабоченно:

— Потери полка почти 200 человек. Из них более тридцати убитых... Раненых эвакуируем сами. Такой атаки ещё не было. Дальше идти нельзя. Там два орудия возле отдельного дома в кустарнике и справа, в огородах — пулемёты.