— Скажите только — спасете ли вы меня?

— Нет, и тысячу раз нет. Завтра же ваши векселя я передам суду синдиков, и вам не суметь отказаться от их, оплаты.

— Святая мадонна! Да разве я отказываюсь? Повремените только. Недолго, одну неделю.

— Когда-то этому должен прийти конец. Второй год вы обещаете мне а ваш долг растет и растет. Поверьте, синьора Джулия, мне жаль вас, но я не могу ничего сделать. Идите домой и, если сумеете, подготовьте вашего супруга к тяжелому удару. Завтра векселя будут в суде.

Женщина поднялась, вытерла слезы платком, зажатым в руке, и решительно произнесла:

— Хорошо! Сегодня я уйду из вашего дома, а завтра я уйду из этого мира Мне не снести бесчестия. Я умру, и вы не получите ни одного аспра.

— Напрасно терять жизнь так рано. Меня это не пугает. Вы в браке с синьором ди Кабела, и векселя имеют законную силу на вашего мужа. Выхода нет — завтра суд.

В голове Деметрио. пока он слушал этот разговор, созрело смелое решение. Он резко толкнул рукой дверь и вошел в комнату.

— О боже! — воскликнула Джулия и, отбежав в противоположный конец комнаты, закрыла лицо покрывалом. Хозя Кокос, увидев перед собой человека при шпаге, широко раскрыл глаза и прижался спиной к стене. Раскинув руки, он пытался крикнуть слуг. Но от испуга у ростовщика пропал голос, и он только беззвучно открывал и закрывал свой беззубый рот.

— Не бойтесь меня, синьор Кокос, я не грабитель. Имею честь — Деметрио ди Гуаско из Тасили. Вот моя шпага. — И Демо положил оружие на стол ростовщика.

Увидев незнакомца безоружным, Хозя пришел в себя и дрожащим голосом прошептал:

— Как вы сюда попали? Что вам нужно от бедного Хози Кокоса?

— Скажите, вам достаточно известно мое имя?

— Если вы сын Антонио ди Гуаско, то я хорошо знаю этого благородного человека, — ответил уже окончательно оправившийся от испуга Хозя Кокос.

— Да, я сын благородного Антонио — если не верите, взгляните на герб на моей шпаге. А это мой документ. — И Деметрио подал Хозе вчетверо сложенный листок бумаги.

Хозя, прочитав бумагу, сказал:

— Я верю вам, синьор Гуаско.

— Могли ли бы вы иметь со мной денежное дело?

— Повторяю — я верю вам.

— Тогда у меня к синьору ростовщику всего две небольших просьбы, — произнес Деметрио, пряча шпагу в ножны. — Во-первых, я прошу вас переписать долги госпожи Джулии Кабела на мой вексель и освободить ее от унижений. Во-вторых, я прошу под другой вексель наличными пятьсот сонмов. И больше я не смею ничем беспокоить вас.

Ростовщик запустил пятерню в свою бороденку и долго раздумывал. Потом он произнес:

— А если я не выполню просьбы синьора?

Деметрио взялся за шпагу и, вынув ее немного из ножен, коротко сказал:

— Я не позволю, чтобы при мне унижали синьору Джулию.

— Хорошо. Я согласен выполнить ваши просьбы. Спросите, согласна ли на это госпожа ди Кабела.

— Я согласна, — тихо произнесла женщина. — Я верю этому благородному юноше.

Кокос пожал плечами, открыл ящик стола и подал Деметрио два чистых векселя.

Через несколько минут, получив пятьсот сонмов, Деметрио вышел от Хози Кокоса под руку с синьорой Джулией. Закрыв калитку, старый ростовщик, долго стоял посреди двора, раздумывая над тем, правильно ли он сделал, поверив этому юноше.

Джулия молчала всю дорогу и, лишь подходя к палаццо консоляро, прошептала:

— Вы спасли мне жизнь, добрый ди Гуаско. Завтра я жду синьора у себя. Двери моего дома всегда открыты для вас. Я жду, — еще раз повторила она.

— После полудня, — коротко ответил ей юноша, и зашагал к дому Кончеты.

За несколько минут до звона на башне святого Кристо у дома Хози Кокоса снова появились люди. Их было трое. В доме их уже ждали, и калитка открылась без стука. Слуга провел путников через двор. У веранды гостей встретил сам хозяин. После взаимных поклонов и приветствий Хозя пригласил их в дом, и скоро путники очутились в просторном зале, посреди которого стоял накрытый для ужина стол.

Один из путников был Никита Чурилов, другой боярин Беклемишев, а третий — толмач Шомелька Токатлы.

За ужином говорили о жизни в Кафе. Хозя Кокос и Чурилов жаловались на бесчинства татар, на множество препон, чинимых торговым делам Кафы с Московской землей.

Затем все согласно сошлись на том, что с татарами можно и нужно учинить согласие на свободный въезд в крымский юрт, а с фрягами говорить смелей, ибо они, фряги, сами очень желают торговать с северными купцами.

Потом заговорили о главном.