Шрифт:
Владимир растерянно смотрел по сторонам.
– Сколько же вас собралось, «безлошадных»?
– спросил он у старшего американского офицера.
– Тридцать два человека, и все хотят лететь.
Павлов насупился:
– Но ведь на «Дугласе» только двадцать одно пассажирское место!
Американец развел руками.
– Мы знаем это, - сказал он.
– Как только вы произвели посадку, мы организовали жеребьевку и по рангам отобрали двадцать одного пассажира. Остальные подождут следующей оказии. Прилетят же когда-нибудь сюда и наши, не все же будет держаться такая плохая погода, - добавил он, глубоко вдохнув горный воздух.
Павлов успокаивающе похлопал его по плечу:
– Конечно, прилетят.
Бортмеханик заканчивал предполетный осмотр самолета. Лица окружавших Павлова американских пилотов отчетливо выражали их чувства: те, кому выпал счастливый жребий, были веселы и оживленны, остальные грустно топтались с поникшими головами.
Павлову стало не по себе, жаль боевых друзей! У многих в Бари жены и дети, волнуются, ждут.
Советский пилот заметил, что среди американцев есть хромые, они, очевидно, натерли ноги, пробираясь [71] по холмам и ущельям в поисках югославских партизан; только этот тернистый путь избавлял американские экипажи от фашистского плена. Некоторые были с забинтованными глазами… Как же быть все-таки? Всем им хочется после мытарств поскорее попасть на свою авиабазу, все этого одинаково заслужили.
Павлову припомнилось, как, летая в партизанские тылы на советской земле, он брал на борт «Дугласа» подчас и по тридцать раненых бойцов. Но там не было гор.
Второй пилот Костин прервал раздумья своего командира:
– Разрешите принять на борт самолета пассажиров? Машина разгружена, к полету готовы.
Павлов молча кивнул головой. «Счастливчики» сразу заняли места. Механик Александр Князьков готовился прогревать моторы перед стартом. «Несчастливцы» столпились у трапа, дружески напутствуя товарищей.
И Павлов решился. Он сделал жест, предлагая и остальным американцам сесть в самолет. Те не заставили себя упрашивать - мигом разместились кто где мог. Пробираясь в пилотскую кабину, Павлов невольно усмехнулся: вот уж поистине как сельди в бочке…
Старший из американских офицеров спросил:
– Неужели мы все полетим? Ведь в «Дугласе» лишь двадцать одно место! Фирма гарантирует только такое число пассажиров…
Он показал на пальцах: можем разбиться.
Павлов сказал: «О'кэй!» - помахал рукой американцу, улыбнулся и пошел к штурвалу.
Штурман, находившийся в момент взлета в пассажирской кабине, потом рассказывал:
– Все, кто сидел ближе к окнам, прильнули к иллюминаторам, глядя в ночь. Сами они летчики - знают, что машина против паспорта с гарантией фирмы перегружена в полтора раза. Самолет стал разбегаться, вот-вот машина пойдет на отрыв. А они сидят словно оцепеневшие. Ждут: что-то будет дальше? Полоса взлета с воробьиный нос, да и горы кругом, по прямой не выберешься на высоту, надо обязательно делать круг над площадкой. А лететь всем хочется…
Павлов уверенно разогнал машину, на безопасной скорости поднял тяжело груженный корабль в воздух, заложив в наборе высоты большой крен, с тем чтобы вовремя [72] уйти от надвигающейся возвышенности, и лег на курс - в Бари. Когда перегруженная машина повисла в воздухе, пассажиры молча переглянулись - сейчас будет крышка. Старший же офицер в недоумении пожал плечами: все обошлось благополучно, оторвались и не упали на обочине площадки, не врезались в кромешной тьме в гору.
Нимб над головой пилота
Ночь поглотила очертания горных склонов, исчезли партизанские костры в долине. Расстояние между самолетом и землей росло, но росло мучительно долго. Чем выше поднимался самолет, тем больше он погружался в гущу пепельных облаков.
Взлететь в такой обстановке - чудо. Но и вести самолет вслепую в океане непроницаемых облаков не легче. Пилот жаждет увидеть чистое небо, звезды, которые помогут ему проложить путь, но они спрятаны плотным занавесом. Земля и небо слились. И самолет будто висит на завывающих моторах.
Взгляд Павлова скользит по циферблатам: его «свита» послушна, каждая стрелка на своем месте. Он следует их советам. А самолет натужно продолжает движение вверх. Бортовой радист Иван Шевцов вскоре наладил связь с базой, и в Бари знали, что помощь партизанам оказана, а на борту самолета теперь находятся американские авиаторы со сбитых «летающих крепостей», «Лайтнингов», «Либерейторов».
Однако передать сообщение на базу легче, чем туда добраться. Постепенно нарастало ощущение, что самолет валится в бездну. Сила тяготения казалась всемогущей. В то же время командир корабля чувствовал, что земля, горы его подпирают, поддерживают, поднимают над этой ночью. И как хотелось увидеть сквозь грозные скопления туч, обложивших самолет, проблеск света…