Командир авиабазы полковник Степан Васильевич Соколов и его заместитель по летной части Герой Советского Союза Василий Иванович Щелкунов сообщили, что достигнута договоренность с союзниками и наш штаб будет самостоятельно планировать полеты на партизанские точки, а не англо-американское командование. За ними остается общее руководство воздушным движением по заранее составленной заявке на боевые вылеты. Это в корне изменило положение. Мы стали располагать собственными данными о партизанских площадках. Летали туда, где были советские офицеры связи.

Мне и моим товарищам по совместной боевой работе пришлось совершить немало полетов в небе Югославии, равных по трудности описанному выше. Только с июля 1944 года по весну 1945 года мой экипаж двести двадцать раз пересек Адриатическое море, а все советские экипажи совершили около двух тысяч боевых вылетов, вывезли десять тысяч раненых и больных югославов в базовые госпитали.

Небо войны

Каждой ночью темно по-своему. То вокруг самолета разольется густая чернильная тьма, то в «окошке» среди туч сверкнет несколько далеких зеленоватых звезд или бледная луна высветит неяркую полосу на земле, и все, что стоит на ней, покажется при тусклом, мертвенном свете нереальным, изменившим привычные очертания. С высоты вода рек, озер и каналов выделяется как черный шелк на фоне черного же бархата. Временами впереди по курсу появляется россыпь огней деревень и небольших [62] поселков, электрические зарева городов, отражающиеся дрожащим красным сиянием в зеркале облаков. Мелькнет огневая цепочка на мосту, проползет по дороге острый конус света от автомобильных фар…

Так в мирном небе, но не в небе, опаленном войной. Это небо мне хорошо знакомо. Здесь все выглядит по-другому. Здесь порой не увидишь и огонька - светлячок папиросы люди закрывают ладонью и трое от одной спички не прикуривают. Жилье человека скорей угадаешь, чем разглядишь, даже с малой высоты, в светлую, лунную ночь. Прифронтовая земля словно пустыня, и лететь над ней и больно, и страшно.

И все же лучше лететь в полной темноте, чем при частичном освещении. Что может быть тут источником света? Большими кострами пылают избы и целые села, подожженные врагом. У маленьких костров спасаются от лютых русских морозов насквозь промерзшие гитлеровцы. Границу между нашей и временно захваченной оккупантами территорией обозначают вспышки выстрелов, разрывы цветных сигнальных ракет, а узенькую полоску «ничейной» земли на фронтовой линии то и дело озаряют блики осветительных бомб. Потом снова кромешная тьма. А там, на разной высоте, распускаются фантастические цветы: стреляют вражеские зенитные батареи. Небосвод прошивают пунктиром светящиеся пули. Рыскают и скрещиваются в вышине, образуя световой шатер, лучи прожекторов. Худо, если попадешь в их объятия!…

Помнится, шли мы над морем. Исчезли береговые огни. Нас окружил полный мрак: звезд не видно, вверху - черное небо, внизу - темная бездна. Я глядел на своих товарищей и видел - настроение у них не очень приподнятое. Что говорить: лететь во мраке через линию фронта, над морем, да еще на сухопутном самолете, конечно, не очень приятно, а ведь самое опасное еще было впереди. Откровенно говоря, я и сам чувствовал себя не лучше, но все-таки хотелось приободрить экипаж.

–  Штурман, - закричал я, - где летим?

Взбудоражил механика:

–  Сколько горючего израсходовано?…

Шутил с радистом:

–  А ну-ка покажи класс - свяжись с Москвой!

Ребята оживилсь. Штурман линейкой водил по карте, [63] делая какие-то пометки, радист крутил рукоятки приемника, механик проверял наличие бензина. Работа увлекла, и мы не сразу заметили, как один за другим в море вспыхнули прожекторы. Внезапный яркий столб света ослепил пилотскую кабину. Прожекторы «поймали» наш самолет. Нас обнаружили: но какие суда - немецкие или английские? Высота небольшая, самолет как на ладони, беззащитен. Если начнут обстрел - загоримся…

Надо что- то придумать. Я схватил сигнальную лампу «люкс», высунул ее в «форточку» и начал посылать вниз световые сигналы. Никакого пароля я, разумеется, не знал и сигналил наугад, а второму пилоту приказал:

–  Держи курс, никуда не отклоняйся!

Гляжу, с моря отвечают тоже огоньком. Дают букву Н, тире и точку. Стал и я посылать букву Н. Честное слово, я по сей день не знаю, что должен был означать этот сигнал и с кем мы тогда повстречались: с немцами или англичанами.

Самолет, застигнутый вражескими прожекторами, должен любой ценой вырываться из этих световых объятий. Надо уходить, лавируя, меняя курс и высоту полета. Но для этих маневров у меня не было достаточного запаса высоты. Придуманный же способ защиты оказался надежнее - он бил на психологию преследователей, заставляя усомниться, что противник мог обнаружить себя огнями. Раз сигналит - значит свой, не боится! К тому же мы понимали, что внизу на неизвестном корабле настроение сейчас тоже было не очень спокойным: а вдруг это боевой самолет? Не посыплются ли бомбы на их головы? Поэтому и там, видимо, вздохнули с облегчением, расставшись с нами…

Небо войны… Его не забудешь. И уж никогда не изгладятся из памяти сто ночей, проведенных в небе войны над горами Югославии. Сколько бы лет ни прошло, не изгладятся… [64]

Глава пятая. Командир «большого дугласа»

Приказано лететь

Я по привычке поднял голову вверх - аспидные облака затянули небо. Что же тогда над Балканами?

Небо небом, а команды «отбой» не было, и нам, конечно, отлучаться нельзя. Война есть война. Единственное, что мы, советские летчики, можем сделать, - сидеть в саду неподалеку от штаба и любоваться сколько угодно небом Адриатики; даже покрытое тучами, оно по-своему прекрасно. Этот зеленый уголок носил громкое название «офицерское собрание».

Мы с Владимиром Павловым и направились в сад. Но не успели «освоить» свой столик, как появился дежурный по штабу и зычным голосом произнес:

–  Павлова и Михайлова - в штаб!

Вот тебе и аспидные облака! Через десять минут командир авиагруппы Герой Советского Союза В. И. Щелкунов, боевой авиатор, много раз «разгружавший» свой бомбардировщик над фашистским Берлином, сообщил нам о шифрограммах главных штабов партизанского движения [65] Сербии и Словении. Из лаконичных сообщений стало ясно - нужно незамедлительно туда лететь, несмотря ни на что. В Сербии фашистские каратели потеснили партизан, они нуждались в боеприпасах; к тому же потерпел аварию наш самолет и ему надо помочь. А в Словении попал в беду партизанский батальон - кончилось горючее, и трофейные итальянские танкетки застряли близ Метлика, туда требовалось доставить бензин и боеприпасы.