Ответила она голосом тихим:

– Иосааф недужен, отказали ему ноги его, ходить не может, всегда был слаб на ноги.

– Вот почему не вижу его, - сказал Иегва.
– Истинно, ноги его слабы.

Между тем продолжала говорить Эмашен:

– Многих Ты исцелил, многих даже из смерти поднял, а мужа Матери Своей, что воспринял Тебя как Сына собственного, воспитал Тебя, игрушки Тебе мастерил, ремеслу своему обучал Тебя, желая передать по наследству, и так надеялся на Тебя, Ты обошел мимо. Видно, сложен и жесток промысел Твой, Господи.

– Истинно говоришь, женщина, - ответил на то Иегва, - не вообразить человеку, насколько истинны слова, тобой сказанные. Теперь же отойди от Меня, важен путь предо Мной стоит, не могу ни о чем другом думать.

И в плече Эмашен головой уткнулся, и обнялись они, и возрыдали, и долго сидели так, под луной обнявшись. А перед тем, как час пленения пришел Ему, ушла Эмашен по слову Его, оставив Его с апостлами.

Тем временем Иуда Искариот после разговора с Иегвой пошел к священноначальникам и сказал им:

– Знаю, где кроется враг ваш Иегва, Сыном Бога Себя называющий. Тридцать три сребреника стоит знание то.

Засмеялись священноначальники, сказали:

– Обол дадим, на большее не надейся.

Торговались долго, а сошлись на тридцати сребрениках, здесь Иуда крепко держался. И странно было первосвященникам, кто сей. Спросили его, и ответил на то Иуда:

– Ученик Его.

Был лик его прекрасен и бел, как будто бы заморожен, и хотя молод был Иуда, самым молодым он был из апостолов, увидели первосвященники, что коснулась уже седина кудрей его. Неподвижен был взгляд Иуды и мимо направлен, и недоброе первосвященники заподозрили. Спросили:

– Зачем же, если ученик, отдаешь нам Учителя своего?

Взглядом не шелохнул Иуда, сказал им:

– На деньги ваши землю куплю, и дом, и скот, и все, что к тому прилагается, и жен куплю, и безбоязненно жить буду до конца дней. Вы же помогать будете, когда горе придет, ибо я много помог вам.

С тем согласились и послали с Иудой стражников, в Хевзимандский сад он повел их, мрачен был Иуда тогда. И пришли они, и увидели - вот, одиннадцать апостлов, охмеленные чашей, спят, и стоит пред ними человек невысокий, с бородой длинной и взглядом, на который смотреть нельзя, на них смотрит.

Отвели они глаза свои в сторону и спросили:

– Скажи нам, Иуда, Кто же из них Иегва, Учитель твой.

– Так вот же он, слепцы глухие!
– сказал Иуда, и указал пальцем на Иегву, и, подошел к Нему, и спросил:

– За что Сам не пошел, за что меня послал на муку великую, с которой ни с чем не сравню муку?

– То тайный промысел Божий, о том не спрашивают, - бледно улыбаясь, ответил ему Иегва.
– Расплачусь я.

Тогда поцеловал Его Иуда целованием крепким, а Иегва тем же ему ответил, и после этого сказал Иуда стражникам:

– Вот Он. Берите Его..

А сам взял и отошел и отсек ухо мечом своим стражнику, кто первым подошел к ним, и с тем убежал стражник. А после, говорят, приросло ему ухо, пожалел Иегва. И никто не знает, зачем он ухо ему отсек.

Восстали тогда ото сна апостлы, и растерянные стояли, когда уводили учителя их воины Малого Синедриона, и возбоялись, и только позже пошли за ними, и про Иуду Искариота говорили плохое, потому что не сказал им Иегва про Иуду, чтоб не разнеслось раньше времени.

Не возбоявшись, связали Его стражники, и в темницу без помех отвели, что была при Малом Синедрионе, а там били Его и пытали огнем и приспособлениями разными из дерева и железа. И случилось то в тот же час, когда бар-Равву связали, но не было у бар-Раввы Иуды, сам пришел, и завидовал потому бар-Равва. Не пытали его и не били его, а потом, с утра, собрался Малый Синедрион, и приговорил обоих к смертельной казни на Кресте распинающем.

И приговор свой услышав, вздохнули оба те и друг на друга со значением посмотрели, потому что обоим сразу оглашался их приговор.

– Говорил же тебе, бар-Равва, дождемся осени, - сказал бар-Равве Иегва, еле губами своими пошевелив.

– Дождемся, через день осень будет, - сказал бар-Равва, зубами закрежеща.

И удивились слушающие их, потому что до осени было долго, и весна шла.

А Иуда через одиннадцать дней после того найден был на окраине Иершолома на кол посаженный, и десять ножей было в груди его, а один посередь глаз его, и деньги были рассыпаны вкруг, но уже не тридцать сребреников, а намного меньше, девятнадцать всего. И от тех, кто деньги тогда иудины подобрал, пошел потом род зловредный, на все пороки готовый, и жизнь человеческую ниже праха подножного исчисляющий, и отбирающий не для ради того, чтоб удовольствие себе принести, а просто отобрать чтобы, чтобы не было у кого-то чего-то, да и, по правде, толком отбирать не умеющий. Оттого не любят их ни люди смертные, ни те, что к собранию "Пути-Пучи" принадлежат, хотя и их тоже очень не любят смертные. Потому что не любят смертные люди, чтобы дух их шел по пути тела своего, единственному пути, человеку заповеданного природой его, а выдумывают для духа путь собственный, отдельный, и правила себе придумывают особенные, не такие, как у природы, а когда дух чей-то по пути тела своего следует, злобствуют они, потому что хотели бы утраченное вернуть, да не могут. Потому и противен был людям смертным облик бар-Раввин, что злобствовали, потому и скрывал он лице свое под маской, тоже страшной, но привычной, чтоб не выдавать себя, чтоб не злобствовали против него. Потому и восстал он против Сына Божьего Иегвы и против Самого Бога, что не направляли люди дух свой по пути тела своего. И никто не понимал его, и, говорят, сам он не понимал, хоть и проповедовал Пути-Пучи. Потому, говорят, и проиграл он битву с Иегвой, что не понимал до конца.