– Есть еще десерт. Будешь? – Женщина отрицательно покачала головой. – Тогда съешь его завтра. Терамису у Луиджи просто замечательный. Я посмотрел у тебя там совсем пусто – он указал на холодильник, – и осмелился его наполнить.

– Благодарю. Кофе?

– Нееет, ты меня не проведешь. Спать!

Алекс резко выпрямилась, ее нервозность явно отразилась на уставшем лице:

– Я лягу. Не волнуйся.

– Вот как заснешь, так я и уйду. Обещаю.

Она едва заметно насупилась:

– Я тогда пойду…

– Не так быстро. – Алексис замерла в пороге кухни. Рик подошел к ней. Провел рукой по пепельно-белым выгоревшим волосам, очертил большим пальцем ее губы, и поцеловал. Этот поцелуй значительно отличался от тех безумно страстных, которыми они обменивались в гостинице. Он был другой. Другой во всем. В согревающем прикосновении, в мерном усыпляющем темпе, в чувствах. Нежность? Забота? Это описывало только часть реальности. Ласка, объятия. Этот мужчина обнимал ее поцелуем. Поцелуем, в котором страсть была только одной из составляющих, но никак не единственной.

И это было так хорошо, так правильно... Рик резко подхватил ее на руки и понес в спальню:

– Я хочу быть рядом с тобой, когда ты будешь засыпать. А потом я уйду. Но я вернусь. – В рассветном полумраке комнаты блеснула краткая белозубая улыбка. – И не пытайся от меня ускользнуть: я знаю, где тебя искать.

«Алексис Грэй… Нейрохирург…» Женщина-загадка медленно засыпала у него на руках. Он обещал, что уйдет. Теперь мужчина понимал, почему она вчера хотела сбежать. «Она боится, что кто-то узнает о ее кошмарах. Алекс, что же с тобой произошло?.. А как она взорвалась, когда я сказал, что еще не звонил Марион?» Рик долго рассматривал ее. «Я обещал, что уйду…» Но он просто не мог сдвинуться с места. Рядом с ней его душу отпускало то немыслимое напряжение, которого Ричард Паркер не испытывал даже во время службы в армии.

Эти сутки для него тоже были не самым легким испытанием. Мать с отцом приехали в больницу через полтора часа после завершения операции. Отец был непривычно серьезен, а мать раз за разом отворачивалась, чтобы вытереть слезы, которые то и дело сверкали на ее щеках: привыкшая держать свои эмоции под контролем Эмма Паркер потеряла самообладание, как только муж сообщил о случившемся. Родственники звонили постоянно. Дяди, тети, бабушки и дедушки. Дружная любящая семья – это дар, ценность которого осознается вот в такие вот минуты. Да, от звонков гудела голова, но в душе после каждого разговора становилось легче. Поэтому-то сейчас он прочувствовал неправильность своего поведения в отношении Марион. «Будь я на ее месте…» Будь он на ее месте – порвал бы в клочья всех, кто посмел бы утаить от него несчастье любимого человека.

Алекс глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок, пепельно-белая прядь упала на лицо, как шелковый щит, прямо перед золотистым солнечным лучом и засветилась ярко, словно сама была этим лучом.

«У нее дом в Чикаго, но бывает здесь она редко...» В принципе, даже если бы он не узнал об этом от медсестры - об этом можно было бы догадаться по необжитой квартире. В ней не было ничего особо личного, кроме медицинских дипломов и сертификатов на самых разных языках. Даже собственных фотографий. А телевизор и вовсе выглядел так, словно его никогда не включали. Скорее всего, так и было, потому как большая плазма, хоть и вписывалась в интерьер идеально, словно стояла здесь всегда, кабели позади нее все еще были запакованы.

«Интересно... Но если Алекс узнает, что я не ушел – больше встреч не будет…» Рик глубоко вздохнул, поправил одеяло и тихо вышел.

[Глава_3]

«Дыши! Сумка… Там электроды… Дыши! Джим!.. Он мертв… Трупы… Трупы… Вокруг только смерть… Шон… Шон! Он мертв! Шоон! Джим мертв!.. Неет!... Дыши, Джим!... Тьма… Я сделала все! Отпустите его! Сука! Ты мне ничего не сделаешь! Я тебе нужна, потому что ты боишься сдохнуть!... Отпусти его!»

Алекс резко вскочила, проснувшись от собственного ужасающего крика. Побелевшие руки до боли сжаты в кулаки, на лбу выступили капельки холодного пота, по бледным щекам катятся горячие слезы. Уже полгода доктор Алексис Грэй выходит из сна от собственного крика.

Каждый раз ей неизменно снится один и тот же сон. Сон, который изминает все ее существо, как использованную салфетку. Сон, который выворачивает наизнанку ее душу и выжигает на ней шрамы, словно тавро.

Раз за разом Джим умирал. Раз за разом в его затуманенных ужасом глазах гасла жизнь, а у нее на руках чернела кровь, кровь шакалов, которые истерзали молодого неопытного парня до смерти.

Четыре долгих и невыносимо трудных месяца женщина умудрялась скрывать свои кошмары: работала на износ, так много, чтобы не засыпать, а проваливаться в сон, мучая свой организм, подымалась так рано, чтобы до стадии сна дело просто не дошло... Но в один «прекрасный» день все всё узнали. Вернее не все, а только Шон, командир отряда…

Будучи в беспамятстве Алекс бросилась на него и начала душить. Через неделю ее выслали домой:

– Грэй, мне не нужен врач, который не в состоянии применить свои знания и умения, из-за того, что его мозг не отдыхает. Как долго ты еще сможешь себя доводить до измождения? Как долго ты еще сможешь скрывать свои крики?

– У меня получалось целых четыре месяца.

– Перерыв! У тебя три месяца, чтобы отдохнуть и обрести душевное равновесие. – Алексис ничего не могла возразить, потому что Шон был прав: сложные операции она была не в состоянии проводить. – Алекс... – Он задумчиво посмотрел на нее: – Это ведь не Джим расправился с ними? – А она не могла ответить, потому что в памяти были только обрывки, только мысли, которые всплывали, только ужас в глазах Джима. Алексис подозревала, что выражение ужаса в глазах молодого человека не было страхом смерти. Просто Джим все видел.