– Родди!

Ох. Я рычу и недовольно открываю глаза.

– Я. Хочу. Спать.

– Родди, поднимайся! – Лис подносится ко мне и хватает за руки. – Быстрее, кое-что случилось. Ты должна это увидеть.

Еще одно преимущество героя – сверхинтенсивная озадаченность. Его волнует все и вся, и всегда, и везде. Поэтому мне приходится встать с кровати, пусть я жутко мечтаю не убежать, а уткнуться носом в подушку и отрубиться месяца так еще на два.

Мы приходим на чердак. От холода я потираю руки и сонно спрашиваю:

– В чем дело? – Зеваю. – Это очень важно, так ведь? И часик не потерпит.

– Эмеральд, - Цимерман поворачивается ко мне лицом и выдыхает, - Хантер сбежал.

– Что?

Я выпрямляюсь. Смотрю старику за спину и лишь сейчас замечаю цепи, валяющиеся на полу. Одна из них выдрана прямо из стены. Черт подери, мы недооценили Эмброуза и его силу. Если он смог вырвать деревянную балку, составит ли ему труда свернуть кому-то руками шею? Я так не думаю.

Неожиданно внутри у меня все холодеет. Только теперь до меня доходит, что сон не был сном, и что Хантер Эмброуз действительно был в моей комнате. Твою ж мать. Грубо и свирепо я отпихиваю ногой цепи и вскидываю к потолку голову: какого черта творится? Почему он оставил меня в живых, почему ушел тихо и не тронул никого? Господи, как бы было замечательно залезть к нему в голову, и…

Я перевожу взгляд на Морти.

– Где Венера?

– Я еще не видел ее.

– Отлично. Значит, мы должны ее найти.

– Но зачем Эмеральд? – Цимерман останавливает меня на проходе и сводит брови. У него вид недоуменный и какой-то растерянный. Наверняка, он не ожидал, что Хантер так просто сможет улизнуть. – Что ты собираешься делать?

Недовольно выдыхаю. Убираю руку старика с плеча и отрезаю:

– Поджарить Эмброузу мозги.

Я нахожу Венеру в ее комнате. Она сидит на подоконнике и глядит вдаль. Уверена, она знает, какая суматоха творится снаружи, но почему-то не подает вида. Откашливаюсь.

– Он сбежал. – Прескотт переводит на меня озадаченный взгляд. – Так ведь?

– Да.

– Ты же не собираешься винить себя, верно?

– Что? – растерянно вспыхиваю я. – С какой стати?

– Ну, не знаю. Ты – единственная, с кем он пошел на контакт. Возможно, он перестал бояться, когда понял, что бояться нечего.

– И в этом ты винишь меня?

– Нет. Здесь что-то другое. – Девушка спрыгивает с подоконника и медленно идет ко мне. Я интуитивно отхожу назад. – Что между вами происходит? Он волнует тебя, я даже сквозь стены это ощущала. И ты его тоже.

– Сейчас вопрос не в этом.

– Но ты хочешь узнать ответ.

Я немного медлю, но затем признаюсь:

– Да, я хочу понять, что творится. Однако это никак не влияет на то, что мы имеем. А имеем мы – ничего. Ни единой зацепки. Наш единственный источник снял с себя цепи и тихим, размеренным шагом покинул штаб, как ни в чем не бывало! Если это не говорит о том, что мы – кучка идиотов, то о чем тогда вообще можно разговаривать?

– Ты слишком предвзято к себе относишься. Скорее всего, у нас не было выбора. Мы решили, что словили опасного парня. Но что, если это он словил нас?

– Считаешь, он все спланировал? Специально попался, чтобы оказаться в штабе?

– Может быть, - Венера поправляет рыжие волосы и медленно выдыхает, прикрывая глаза, словно засыпая. – У него были личные мотивы. Он понял нечто важное и исчез.

– Как трогательно.

– Ты ведь пришла ко мне не просто так, верно? Ты хочешь, чтобы я залезла к нему в голову. Но разве тебе не сказали, чем это может обернуться? Хантер пострадает.

– И что?

– Сильно пострадает.

– Я не понимаю. Какое мне дело? Пусть у него башка хоть взрывается. Главное, что я должна найти информацию о револьвере и уничтожить Сомерсета. Наверняка, пролезть в мысли двадцати трех летнего парня проще, чем в мысли его двухсотлетнего отца. Верно?

– Тебе совсем его не жаль?

– Боже, Венера, о чем ты говоришь? – удивляюсь я и складываю на груди руки. – Что на тебя нашло? Почему я вообще должна думать об этом человеке?

– Это ты скажи. Почему ты о нем думаешь, Эмеральд?

– Я о нем не думаю.

Прескотт смеется. Пожимает плечами и восклицает:

– Но я ведь слышу! Твои мысли: они такие громкие. Мне даже вмешиваться не надо. Ты, будто открытая книга: рассказываешь мне все подчистую.

– Что ты несешь…

– Не обманывай меня. Я все вижу. И вижу, что ты в замешательстве. – Венера вдруг касается пальцами моего плеча и дергается. – Когда ты его трогаешь, он мучается. – В тот же миг ее глаза становятся огромными. – Но почему? Ему больно, ему очень больно.

– Хватит, перестань, - я отстраняюсь и встречаюсь взглядом с девушкой. Она глядит на меня иначе: испуганно. – Сейчас это не самое важное. Пожалуйста, помоги мне. Нужно как можно скорее найти револьвер, иначе потом будет поздно.

– Еще пару минут назад ты даже с постели не хотела подниматься…

– Все изменилось.

– Но что именно? – Девушка проницательна не по годам. Мне так и хочется треснуть ее по голове, но рука не поднимается. Едва ее светлые глаза находят мои, меня одолевает стыд и стеснение, будто я стою нагая перед огромной толпой. – Знаешь, мне кажется, что очень многое в нашей жизни зависит не от нас. Мы думаем, что контролируем ее, но я не верю в это. Обычно судьба предписана, и если кто-то сбивается с пути, он возвращается на перекресток; в ту самую точку, где свернул неправильно. Иногда человек не успевает за одну жизнь исправить все свои ошибки. И тогда они перекладываются на его семью, на его род. Потому люди так часто и говорят: истории повторяются. Просто окончание у них разное. А мы год за годом исправляем те же ошибки, что совершили наши предки.