– Хорошо, продолжим. – Доктор поворачивает мою голову к фотографии. Ему кажется, я упрямлюсь. Он вынимает из папки второй снимок и сует его мне под нос. – Вот что мы извлекли.

От рисового зернышка до шнурка, невольно думаю я. Ничего себе, как ты вырос.

– После очередной неудачи вы решились на крайний шаг? – риторически интересуется он.

Я не потерпела неудачу. Я просто нашла еще один способ, который не работает.

– Знаете, откуда он? – Доктор кивает на фото и проводит пальцем по рифленому телу.

– Из Мексики, – шепчу я.

– Из собачьих фекалий, если быть точным. – Его дальнейшая речь переполнена информацией. Он рассказывает о подпольных собачьих боях и о том, что перед смертью звери – совсем как люди – исполняют лебединую песню, опорожняя кишечник. Сносят золотое яичко. Вручают картельщикам прощальный подарок, который те упаковывают и отправляют через границу.

– Такие сопутствующие товары приносят им кучу денег. Но вы же и так это знаете?

Я закрываю глаза.

Улыбайся и маши…

– Нет, правда, из всех способов потерять вес – почему именно ленточный червь?

Потому что это работало сто лет назад и работает до сих пор. А еще потому, что это позволяет убрать из уравнения единственный компонент, обрекающий большинство диет на провал: Личность. Мисс Миранду Притчард.

Доктор выдавливает улыбку:

– Вы даже знать не хотите, как мы вас нашли.

Блаженство в неведении, но мне не дают пощады.

Когда бывшая королева школьного бала у всех на глазах теряет сознание из-за того, что намешала обезболивающее с алкоголем, не говоря уже о явных признаках голодания, местная пресса называет такое сенсацией.

– Вы были с ног до головы в своих испражнениях, кишащих личинками ленточного червя. – Доктор не скрывает злорадства. Преподает мне урок. Вбивает в голову провинциальные ценности, которыми так дорожит. – Разродиться клубком паразитов в пивной, набитой грузчиками и строителями, – я бы не назвал такое поведение гламурным.

Я смотрю на него: «А?»

– Да, эти создания репродуцируются, если вовремя их не вывести. – Он продолжает перебирать фотографии и бумаги.

Перед глазами всплывает первый снимок: восковая мумия в стальном поддоне, торчащие в стороны хрупкие конечности, брызги крови и желатин. Будто высушенный морепродукт.

– Но я же предохранялась… пила таблетки, – шепчу я.

Доктор вкладывает бумаги в папку и глядит поверх моей головы в монитор.

– У них почти стопроцентный результат!

Доктор опять переводит взгляд на меня, но теперь на его лице – снисходительная улыбка. Он знает, как мало значат проценты, если вы не учли все данные.

– И кто, по-вашему, их принимал? – ухмыляется он тупому блондинистому чудовищу. – Вы или паразит?

Молчание – золото, особенно если правильного ответа нет.

Доктор заглядывает в папку, пролистывает пару страниц, и в его взгляде впервые появляется подобие жалости.

– Учитывая масштаб ваших заблуждений, глупо спрашивать о такой мелочи, и все-таки – зачем вам в сумочке столько плацебо?

Держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Хизер Фаулер – даже большая стерва, чем я полагала.

В Медицинском центре Брекенридж она говорит коллегам:

– А вы чего ждали? На кону было больше десяти штук, а я по уши в долгах.

Медсестра с модельной внешностью так сильно топает, что ломает каблук. Она неистово хромает по офису, выкрикивая:

– Я же не убить ее пыталась!

Пустышки под видом витаминов B и E.

Лосьон для ног с этикеткой «Проактив».

Оральный дезинфицирующий клей.

(8:33) Доктор Арлисс:

– Что она с собой делает, никого не касается.

(8:33) Доктор Райнхольд:

– Жулить по-дружески – это одно, а осознанно подвергать риску чью-то жизнь – совсем другое. Нельзя притворяться, что ты помогаешь людям, Фаулер.

(8:34) Доктор Эванс:

– Прости нас, Миранда. Мы правда ничего не знали.

Эти ребята так озабочены последствиями вовсе не потому, что приняли близко к сердцу мои проблемы с весом. Просто все гадают, кто из них, если не он сам, был отцом: у нас тут своя «Мамма мия!». И поскольку они никогда этого не узнают, ответственным чувствует себя каждый.

Медсестра Хизер Фаулер, высоко подняв средний палец, хромает к выходу и объявляет Богу и миру:

– В жопу эту работу! Оставайтесь со своей хрюшкой!

– Эй, Фаулер! – кричу я, когда она подходит к дверям.

Она замирает и в последний раз оборачивается. Ни следа от былой красоты и уверенности – на сломанном каблуке неуклюже стоит грустная простушка с размазанной тушью под закипающими глазами.